Неточные совпадения
С этого вечера мы часто сиживали в предбаннике. Людмила, к моему удовольствию, скоро отказалась читать «Камчадалку». Я не мог ответить ей,
о чем
идет речь в этой бесконечной
книге, — бесконечной потому, что за второй частью, с которой мы начали чтение, явилась третья; и девочка говорила мне, что есть четвертая.
В
книге шла речь
о нигилисте. Помню, что — по князю Мещерскому — нигилист есть человек настолько ядовитый, что от взгляда его издыхают курицы. Слово нигилист показалось мне обидным и неприличным, но больше я ничего не понял и впал в уныние: очевидно, я не умею понимать хорошие
книги! А что
книга хорошая, в этом я был убежден: ведь не станет же такая важная и красивая дама читать плохие!
Книги сделали меня неуязвимым для многого: зная, как любят и страдают, нельзя
идти в публичный дом; копеечный развратишко возбуждал отвращение к нему и жалость к людям, которым он был сладок. Рокамболь учил меня быть стойким, но поддаваться силе обстоятельств, герои Дюма внушали желание отдать себя какому-то важному, великому делу. Любимым героем моим был веселый король Генрих IV, мне казалось, что именно
о нем говорит славная песня Беранже...
Славу женщине пели
книги Тургенева, и всем, что я знал хорошего
о женщинах, я украшал памятный мне образ Королевы; Гейне и Тургенев особенно много давали драгоценностей для этого.
Лиза мне писала, что издание, о котором мне говорил Модест, по каким-то обстоятельствам не скоро выйдет, как он обещал при моем последнем с ним свидании. [Речь
идет о книге М. А. Корфа «Восшествие на престол Николая I»; отзывы Пущина об этом пасквиле на декабристов — дальше.]
Неточные совпадения
Ни у кого не спрашивая
о ней, неохотно и притворно-равнодушно отвечая на вопросы своих друзей
о том, как
идет его
книга, не спрашивая даже у книгопродавцев, как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его
книга в обществе и в литературе.
Почитав еще
книгу о евгюбических надписях и возобновив интерес к ним, Алексей Александрович в 11 часов
пошел спать, и когда он, лежа в постели, вспомнил
о событии с женой, оно ему представилось уже совсем не в таком мрачном виде.
Алексей Александрович велел подать чай в кабинет и, играя массивным ножом,
пошел к креслу, у которого была приготовлена лампа и начатая французская
книга о евгюбических надписях.
С соболезнованием рассказывал он, как велика необразованность соседей помещиков; как мало думают они
о своих подвластных; как они даже смеялись, когда он старался изъяснить, как необходимо для хозяйства устроенье письменной конторы, контор комиссии и даже комитетов, чтобы тем предохранить всякие кражи и всякая вещь была бы известна, чтобы писарь, управитель и бухгалтер образовались бы не как-нибудь, но оканчивали бы университетское воспитанье; как, несмотря на все убеждения, он не мог убедить помещиков в том, что какая бы выгода была их имениям, если бы каждый крестьянин был воспитан так, чтобы,
идя за плугом, мог читать в то же время
книгу о громовых отводах.
Долго бессмысленно смотрел я в
книгу диалогов, но от слез, набиравшихся мне в глаза при мысли
о предстоящей разлуке, не мог читать; когда же пришло время говорить их Карлу Иванычу, который, зажмурившись, слушал меня (это был дурной признак), именно на том месте, где один говорит: «Wo kommen Sie her?», [Откуда вы
идете? (нем.)] а другой отвечает: «Ich komme vom Kaffe-Hause», [Я
иду из кофейни (нем.).] — я не мог более удерживать слез и от рыданий не мог произнести: «Haben Sie die Zeitung nicht gelesen?» [Вы не читали газеты? (нем.)]