Я брезгливо не любил несчастий, болезней, жалоб; когда я видел жестокое — кровь,
побои, даже словесное издевательство над человеком, — это вызывало у меня органическое отвращение; оно быстро перерождалось в какое-то холодное бешенство, и я сам дрался, как зверь, после чего мне становилось стыдно до боли.