Неточные совпадения
С первого раза невыгодно действует на воображение все, что потом привычному глазу
кажется удобством: недостаток света, простора, люки, куда
люди как будто проваливаются, пригвожденные к стенам комоды и диваны, привязанные к полу столы и стулья, тяжелые орудия, ядра и картечи, правильными кучами на кранцах, как на подносах, расставленные у орудий; груды снастей, висящих, лежащих, двигающихся и неподвижных, койки вместо постелей, отсутствие всего лишнего; порядок и стройность вместо красивого беспорядка и некрасивой распущенности, как в
людях, так и в убранстве этого плавучего жилища.
Робко ходит в первый раз
человек на корабле: каюта ему
кажется гробом, а между тем едва ли он безопаснее в многолюдном городе, на шумной улице, чем на крепком парусном судне, в океане.
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть на скалы. От берега прямо к нам шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала к борту. На палубе
показался низенький, приземистый
человек в синей куртке, в синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
На эти случаи,
кажется, есть особые глаза и уши, зорче и острее обыкновенных, или как будто
человек не только глазами и ушами, но легкими и порами вбирает в себя впечатления, напитывается ими, как воздухом.
Все крупно, красиво, бодро; в животных стремление к исполнению своего назначения простерто,
кажется, до разумного сознания, а в
людях, напротив, низведено до степени животного инстинкта.
В
человеке подавляется его уклонение от прямой цели; от этого, может быть, так много встречается
людей, которые с первого взгляда
покажутся ограниченными, а они только специальные.
Скучно
покажется «универсально» образованному
человеку разговаривать с ним в гостиной; но, имея завод, пожелаешь выписать к себе его самого или его произведение.
Мне
казалось, что я с этого утра только и начал путешествовать, что судьба нарочно послала нам грозные, тяжелые и скучные испытания, крепкий, семь дней без устали свирепствовавший холодный ветер и серое небо, чтоб живее тронуть мягкостью воздуха, теплым блеском солнца, нежным колоритом красок и всей этой гармонией волшебного острова, которая связует здесь небо с морем, море с землей — и все вместе с душой
человека.
Нам
показалось, что их там более трехсот
человек.
Змеи,
кажется, еще более остерегаются
людей, нежели
люди их.
Он ожидал,
кажется, увидеть богатырей, а может быть,
людей немного зверской наружности и удивился, когда узнал, что Гошкевич занимается тоже геологией, что у нас много ученых, есть литература.
Он,
казалось, избегал путешественников и ни во что не вмешивался, как
человек, не привыкший содержать трактир.
Все,
кажется, убрано заботливою рукою
человека, который долго и с любовью трудился над отделкою каждой ветви, листка, всякой мелкой подробности.
Сначала вошли на палубу переводчики. «Оппер-баниосы», — говорили они почтительным шепотом, указывая на лодки, а сами стали в ряд. Вскоре
показались и вошли на трап, потом на палубу двое японцев, поблагообразнее и понаряднее прочих. Переводчики встретили их, положив руки на колени и поклонившись почти до земли. За ними вошло
человек двадцать свиты.
Мы все ближе и ближе подходили к городу: везде, на высотах, и по берегу, и на лодках, тьмы
людей. Вот наконец и голландская фактория. Несколько голландцев сидят на балконе. Мне
показалось, что один из них поклонился нам, когда мы поравнялись с ними. Но вот наши передние шлюпки пристали, а адмиральский катер, в котором был и я, держался на веслах, ожидая, пока там все установится.
Адмирал не может видеть праздного
человека; чуть увидит кого-нибудь без дела, сейчас что-нибудь и предложит: то бумагу написать, а
казалось, можно бы morgen, morgen, nur nicht heute, кому посоветует прочесть какую-нибудь книгу; сам даже возьмет на себя труд выбрать ее в своей библиотеке и укажет, что прочесть или перевести из нее.
К нам повадился ходить в отель офицер, не флотский, а морских войск, с «Спартана», молодой
человек лет двадцати: он,
кажется, тоже не прочь от приключений.
Док принадлежит частному
человеку, англичанину
кажется.
В иную минуту
казалось, что я ребенок, что няня рассказала мне чудную сказку о неслыханных
людях, а я заснул у ней на руках и вижу все это во сне.
Я уж привык к этому, но и мне зрелище это
показалось интересно; а
людям, не видавшим никогда ничего подобного!
Все это
покажется похожим на пейзажи — с деревьями из моху, с стеклянной водой и с бумажными
людьми.
Все открывшееся перед нами пространство, с лесами и горами, было облито горячим блеском солнца; кое-где в полях работали
люди, рассаживали рис или собирали картофель, капусту и проч. Над всем этим покоился такой колорит мира, кротости, сладкого труда и обилия, что мне, после долгого, трудного и под конец даже опасного плавания,
показалось это место самым очаровательным и надежным приютом.
У некоторых ворот
показывались и исчезали
люди или смотрели в щели.
В одном только кабинете пастора, наполненном книгами и рукописями, были два небольших окна со стеклами, подаренными ему,
кажется,
человеком Соединенных Штатов.
«На берег кому угодно! — говорят часу во втором, — сейчас шлюпка идет». Нас несколько
человек село в катер, все в белом, — иначе под этим солнцем
показаться нельзя — и поехали, прикрывшись холстинным тентом; но и то жарко: выставишь нечаянно руку, ногу, плечо — жжет. Голубая вода не струится нисколько; суда, мимо которых мы ехали, будто спят: ни малейшего движения на них; на палубе ни души. По огромному заливу кое-где ползают лодки, как сонные мухи.
Неточные совпадения
(Раскуривая сигарку.)Почтмейстер, мне
кажется, тоже очень хороший
человек. По крайней мере, услужлив. Я люблю таких
людей.
Здесь много чиновников. Мне
кажется, однако ж, они меня принимают за государственного
человека. Верно, я вчера им подпустил пыли. Экое дурачье! Напишу-ка я обо всем в Петербург к Тряпичкину: он пописывает статейки — пусть-ка он их общелкает хорошенько. Эй, Осип, подай мне бумагу и чернила!
Артемий Филиппович.
Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам
покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Софья. Вижу, какая разница
казаться счастливым и быть действительно. Да мне это непонятно, дядюшка, как можно
человеку все помнить одного себя? Неужели не рассуждают, чем один обязан другому? Где ж ум, которым так величаются?
Стародум(приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне
кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного
человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.