Неточные совпадения
Иногда на другом конце заведут стороной, вполголоса, разговор, что вот зелень не свежа, да и
дорога, что кто-нибудь будто был на берегу и видел
лучше, дешевле.
В Госпорте тоже есть магазины, но уже второстепенные, фруктовые лавки, очень
хорошая гостиница «Indian Arms», где мы приставали, и станция лондонской железной
дороги.
Меня понесли с горы другою
дорогою, или,
лучше сказать, тропинкою, извилистою, узенькою, среди неогороженных садов и виноградников, между хижин.
За городом
дорога пошла берегом. Я смотрел на необозримый залив, на наши суда, на озаряемые солнцем горы, одни, поближе, пурпуровые, подальше — лиловые; самые дальние синели в тумане небосклона. Картина впереди — еще
лучше: мы мчались по большому зеленому лугу с декорацией индийских деревень, прячущихся в тени бананов и пальм. Это одна бесконечная шпалера зелени — на бананах нежной, яркой до желтизны, на пальмах темной и жесткой.
Вчера мы пробыли одиннадцать часов в седлах, а с остановками — двенадцать с половиною.
Дорога от Челасина шла было хороша, нельзя
лучше, даже без камней, но верстах в четырнадцати или пятнадцати вдруг мы въехали в заросшие лесом болота. Лес част, как волосы на голове, болота топки, лошади вязли по брюхо и не знали, что делать, а мы, всадники, еще меньше. Переезжая болото, только и ждешь с беспокойством, которой ногой оступится лошадь.
Утешают, что тут
дорога лучше, — дай Бог!
Хотя
дорога несравненно
лучше вчерашних семнадцати верст, но местами было так худо, что из рук вон!
«Там берегом
дорога хорошая, ни грязи, ни ям нет, — сказал он, — славно пешком идти».
Пурга стоит всяких морских бурь: это снежный ураган, который застилает мраком небо и землю и крутит тучи снегу: нельзя сделать шагу ни вперед, ни назад; оставайтесь там, где застала буря; если поупрямитесь, тронетесь — не найдете
дороги впереди, не узнаете вашего и вчерашнего пути: где были бугры, там образовались ямы и овраги;
лучше стойте и не двигайтесь.
Ну, так вот я в
дороге. Как же, спросите вы, после тропиков показались мне морозы? А ничего. Сижу в своей открытой повозке, как в комнате; а прежде боялся, думал, что в 30˚ не проедешь тридцати верст; теперь узнал, что проедешь
лучше при 30˚ и скорее, потому что ямщики мчат что есть мочи; у них зябнут руки и ноги, зяб бы и нос, но они надевают на шею боа.
К удивлению моему, здешние крестьяне недовольны приисками: все стало
дороже: пуд сена теперь стоит двадцать пять, а иногда и пятьдесят, хлеб — девяносто коп. — и так все. Якутам
лучше: они здесь природные хозяева, нанимаются в рабочие и выгодно сбывают на прииски хлеб; притом у них есть много лугов и полей, а у русских нет.
Дорога уже
лучше, торнее, морозы возобновились, да еще с ветром: несносно, спрятаться некуда.
Была в этой фразе какая-то внешняя правда, одна из тех правд, которые он легко принимал, если находил их приятными или полезными. Но здесь, среди болот, лесов и гранита, он видел чистенькие города и
хорошие дороги, каких не было в России, видел прекрасные здания школ, сытый скот на опушках лесов; видел, что каждый кусок земли заботливо обработан, огорожен и всюду упрямо трудятся, побеждая камень и болото, медлительные финны.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем
лучше, — лекарств
дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает.
Первое время в Москве Левина занимали лошади, приведенные из деревни. Ему хотелось устроить эту часть как можно
лучше и дешевле; но оказалось, что свои лошади обходились
дороже извозчичьих, и извозчика всё-таки брали.
Дороги не
лучше и не могут быть
лучше; лошади мои везут меня и по дурным.
― Это мой искренний, едва ли не лучший друг, ― сказал он Вронскому. ― Ты для меня тоже еще более близок и
дорог. И я хочу и знаю, что вы должны быть дружны и близки, потому что вы оба
хорошие люди.
«Ну, всё кончено, и слава Богу!» была первая мысль, пришедшая Анне Аркадьевне, когда она простилась в последний раз с братом, который до третьего звонка загораживал собою
дорогу в вагоне. Она села на свой диванчик, рядом с Аннушкой, и огляделась в полусвете спального вагона. «Слава Богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь,
хорошая и привычная, по старому».