Неточные совпадения
Казалось, все страхи, как мечты,
улеглись: вперед манил простор и ряд неиспытанных наслаждений. Грудь дышала свободно, навстречу веяло уже югом, манили голубые небеса и воды. Но вдруг за этою перспективой возникало опять грозное привидение и росло по мере того, как я вдавался в путь. Это привидение была мысль: какая обязанность лежит
на грамотном путешественнике перед соотечественниками, перед обществом, которое следит за плавателями?
Она была высокого роста, смугла, с ярким румянцем, с большими черными глазами и с косой, которая, не
укладываясь на голове, падала
на шею, — словом, как
на картинах пишут римлянок.
Я с Фаддеевым
укладывался у себя в каюте, чтоб ехать
на берег; вдруг Крюднер просунул ко мне голову в дверь. «Испанцы едут», — сказал он.
Так когда и мы все перебрались
на шкуну, рассовали кое-куда багаж, когда разошлись по углам, особенно
улеглись ночью спать, то хоть бы и еще взять народу и вещей. Это та же история, что с чемоданом: не верится, чтоб вошло все приготовленное количество вещей, а потом окажется, что можно как-нибудь сунуть и то, втиснуть другое, третье.
Пришли два якута и уселись у очага. Смотритель сидел еще минут пять, понюхал табаку, крякнул, потом стал молиться и наконец
укладываться. Он со стонами, как
на болезненный одр, ложился
на постель. «Господи, прости мне грешному! — со вздохом возопил он, протягиваясь. — Ох, Боже правый! ой-о-ох! ай!» — прибавил потом, перевертываясь
на другой бок и покрываясь одеялом. Долго еще слышались постепенно ослабевавшие вздохи и восклицания. Я поглядывал
на него и наконец сам заснул.
Так кончилась эта экспедиция, в которую
укладываются вся «Одиссея» и «Энеида» — и ни Эней, с отцом
на плечах, ни Одиссей не претерпели и десятой доли тех злоключений, какие претерпели наши аргонавты, из которых «иных уж нет, а те далече!»
Неточные совпадения
Дорогой, в вагоне, он разговаривал с соседями о политике, о новых железных дорогах, и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий, недовольство собой, стыд пред чем-то; но когда он вышел
на своей станции, узнал кривого кучера Игната с поднятым воротником кафтана, когда увидал в неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих лошадей с подвязанными хвостами, в сбруе с кольцами и мохрами, когда кучер Игнат, еще в то время как
укладывались, рассказал ему деревенские новости, о приходе рядчика и о том, что отелилась Пава, — он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется, и стыд и недовольство собой проходят.
Несмотря
на уверения старосты о пухлявости сена и о том, как оно
улеглось в стогах, и
на его божбу о том, что всё было по-божески, Левин настаивал
на своем, что сено делили без его приказа и что он потому не принимает этого сена зa пятьдесят возов в стогу.
Мешок, вздрогнув
на пружинах,
улегся.
«Странное состоянье!» — сказал он и придвинулся к окну глядеть
на дорогу, прорезавшую дуброву, в конце которой еще курилась не успевшая
улечься пыль, поднятая уехавшей коляской.
Всё успокоилось: в гостиной // Храпит тяжелый Пустяков // С своей тяжелой половиной. // Гвоздин, Буянов, Петушков // И Флянов, не совсем здоровый, //
На стульях
улеглись в столовой, // А
на полу мосье Трике, // В фуфайке, в старом колпаке. // Девицы в комнатах Татьяны // И Ольги все объяты сном. // Одна, печальна под окном // Озарена лучом Дианы, // Татьяна бедная не спит // И в поле темное глядит.