Неточные совпадения
Через
день,
по приходе в Портсмут, фрегат втянули в гавань и ввели в док, а людей перевели на «Кемпердоун» — старый корабль, стоящий в порте праздно и назначенный для временного помещения команд. Там поселились и мы, то есть туда перевезли наши пожитки, а сами мы разъехались. Я
уехал в Лондон, пожил в нем, съездил опять в Портсмут и вот теперь воротился сюда.
Спутники мои беспрестанно съезжали на берег, некоторые
уехали в Капштат, а я глядел на холмы, ходил
по палубе, читал было, да не читается, хотел писать — не пишется. Прошло
дня три-четыре, инерция продолжалась.
Я перепугался: бал и обед! В этих двух явлениях выражалось все, от чего так хотелось удалиться из Петербурга на время, пожить иначе,
по возможности без повторений, а тут вдруг бал и обед! Отец Аввакум также втихомолку смущался этим. Он не был в Капштате и отчаивался уже быть. Я подговорил его
уехать, и
дня через два, с тем же Вандиком, который был еще в Саймонстоуне, мы отправились в Капштат.
Кичибе извивался, как змей, допрашиваясь, когда идем, воротимся ли, упрашивая сказать
день, когда выйдем, и т. п. Но ничего не добился. «Спудиг (скоро), зер спудиг», — отвечал ему Посьет. Они просили сказать об этом
по крайней мере за
день до отхода — и того нет. На них, очевидно, напала тоска. Наступила их очередь быть игрушкой. Мы мистифировали их, ловко избегая отвечать на вопросы. Так они и
уехали в тревоге, не добившись ничего, а мы сели обедать.
Накамура преблагополучно доставил его
по адресу. Но на другой
день вдруг явился, в ужасной тревоге, с пакетом, умоляя взять его назад… «Как взять? Это не водится, да и не нужно, причины нет!» — приказал отвечать адмирал. «Есть, есть, — говорил он, — мне не велено возвращаться с пакетом, и я не смею
уехать от вас. Сделайте милость, возьмите!»
Я не
уехал ни на другой, ни на третий
день. Дорогой на болотах и на реке Мае, едучи верхом и в лодке, при легких утренних морозах, я простудил ноги. На третий
день по приезде в Якутск они распухли. Доктор сказал, что водой
по Лене мне ехать нельзя, что надо подождать, пока пройдет опухоль.
Горданов лил вино не жалея, и сам, далеко за полночь, уложил Иосафа Платоновича в постель, а утром
уехал по делам, пока Висленев еще спал.
Неточные совпадения
— Нет! — говорил он на следующий
день Аркадию, —
уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять к вам в деревню; я же там все свои препараты оставил. У вас,
по крайней мере, запереться можно. А то здесь отец мне твердит: «Мой кабинет к твоим услугам — никто тебе мешать не будет»; а сам от меня ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу, как она вздыхает за стеной, а выйдешь к ней — и сказать ей нечего.
«Черт меня дернул говорить с нею! Она вовсе не для бесед. Очень пошлая бабенка», — сердито думал он, раздеваясь, и лег в постель с твердым намерением завтра переговорить с Мариной
по делу о деньгах и завтра же
уехать в Крым.
Еще в первые
дни неопределимой болезни Клима Лютов с невестой, Туробоевым и Лидией
уехал на пароходе
по Волге с тем, чтоб побывать на Кавказе и, посетив Крым, вернуться к осени в Москву. Клим отнесся к этой поездке так равнодушно, что даже подумал:
Захотелось сегодня же, сейчас
уехать из Москвы. Была оттепель, мостовые порыжели, в сыроватом воздухе стоял запах конского навоза, дома как будто вспотели, голоса людей звучали ворчливо, и раздирал уши скрип полозьев
по обнаженному булыжнику. Избегая разговоров с Варварой и встреч с ее друзьями, Самгин
днем ходил
по музеям, вечерами посещал театры; наконец — книги и вещи были упакованы в заказанные ящики.
Утром, когда Самгин оделся и вышел в столовую, жена и Кутузов уже ушли из дома, а вечером Варвара
уехала в Петербург — хлопотать
по своим издательским
делам.