Неточные совпадения
«Ух, уф, ах, ох!» — раздавалось по мере того, как каждый из нас вылезал из экипажа. Отель этот был лучше всех, которые мы
видели, как и сам Устер лучше всех местечек и городов по нашему пути. В гостиной, куда входишь прямо с площадки, было все чисто, как у порядочно живущего частного человека: прекрасная новая мебель, крашеные
полы, круглый стол,
на нем два большие бронзовые канделябра и ваза с букетом цветов.
Где я, о, где я, друзья мои? Куда бросила меня судьба от наших берез и елей, от снегов и льдов, от злой зимы и бесхарактерного лета? Я под экватором, под отвесными лучами солнца,
на меже Индии и Китая, в царстве вечного, беспощадно-знойного лета. Глаз, привыкший к необозримым
полям ржи,
видит плантации сахара и риса; вечнозеленая сосна сменилась неизменно зеленым бананом, кокосом; клюква и морошка уступили место ананасам и мангу.
Впрочем, простой народ, работающий
на воздухе, носит плетенные из легкого тростника шляпы, конической формы, с преширокими
полями.
На Яве я
видел малайцев, которые покрывают себе голову просто спинною костью черепахи.
Несмотря
на длинные платья, в которые закутаны китаянки от горла до
полу, я случайно, при дуновении ветра, вдруг
увидел хитрость. Женщины, с оливковым цветом лица и с черными, немного узкими глазами, одеваются больше в темные цвета. С прической а la chinoise и роскошной кучей черных волос, прикрепленной
на затылке большой золотой или серебряной булавкой, они не неприятны
на вид.
На многих
полях видели надгробные памятники, то чересчур простые, то слишком затейливые.
Больше всего квадратные или продолговатые камни, а
на одном
поле видели изваянные, из белого камня, группы лошадей и всадников.
Впросонках
видел, как пришел Крюднер, посмотрел
на нас,
на оставленное ему место, втрое меньше того, что ему нужно по его росту, подумал и лег, положив ноги
на пол, а голову куда-то, кажется,
на полку.
Около нас сидели
на полу переводчики; из баниосов я
видел только Хагивари да Ойе-Саброски. При губернаторе они боялись взглянуть
на нас, а может быть, и не очень уважали, пока из Едо не прислали полномочных, которые делают нам торжественный и почетный прием. Тогда и прочие зашевелились, не знают, где посадить, жмут руку, улыбаются, угощают.
Я
видел, как по кровле одного дома, со всеми признаками ужаса, бежала женщина: только развевались
полы синего ее халата; рассыпавшееся здание косматых волос обрушилось
на спину; резво работала она голыми ногами.
Да у кого они переняли? — хотел было я спросить, но вспомнил, что есть у кого перенять: они просвещение заимствуют из Китая, а там,
на базаре, я
видел непроходимую кучу народа, толпившегося около другой кучи сидевших
на полу игроков, которые кидали, помнится, кости.
Я сквозь щели досок
на полу видел, что делается
на дворе; каждое слово, сказанное внизу, слышно в комнате, и обратно.
Мне несколько неловко было ехать
на фабрику банкира: я не был у него самого даже с визитом, несмотря
на его желание
видеть всех нас как можно чаще у себя; а не был потому, что за визитом неминуемо следуют приглашения к обеду, за который садятся в пять часов, именно тогда, когда настает в Маниле лучшая пора глотать не мясо, не дичь, а здешний воздух, когда надо ехать в
поля,
на взморье, гулять по цветущим зеленым окрестностям — словом, жить.
Когда наша шлюпка направилась от фрегата к берегу, мы
увидели, что из деревни бросилось бежать множество женщин и детей к горам, со всеми признаками боязни. При выходе
на берег мужчины толпой старались не подпускать наших к деревне, удерживая за руки и за
полы. Но им написали по-китайски, что женщины могут быть покойны, что русские съехали затем только, чтоб посмотреть берег и погулять. Корейцы уже не мешали ходить, но только старались удалить наших от деревни.
Увидишь одну-две деревни, одну-две толпы —
увидишь и все: те же тесные кучи хижин, с вспаханными
полями вокруг, те же белые широкие халаты
на всех, широкие скулы, носы, похожие
на трефовый туз, и клочок как будто конских волос вместо бороды да разинутые рты и тупые взгляды; пишут стихами, читают нараспев.
Неточные совпадения
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как
на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог весть с чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! //
Увидит в
поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда
на барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно не барская, // А наша полоса!
Месяц, еще светивший, когда он выходил, теперь только блестел, как кусок ртути; утреннюю зарницу, которую прежде нельзя было не
видеть, теперь надо было искать; прежде неопределенные пятна
на дальнем
поле теперь уже ясно были видны.
Разве не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой стороны опять
на край леса, он
увидел на ярком свете косых лучей солнца грациозную фигуру Вареньки, в желтом платье и с корзинкой шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось в одно с поразившим его своею красотой видом облитого косыми лучами желтеющего овсяного
поля и за
полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего в синей дали?
Всё, что он
видел в окно кареты, всё в этом холодном чистом воздухе,
на этом бледном свете заката было так же свежо, весело и сильно, как и он сам: и крыши домов, блестящие в лучах спускавшегося солнца, и резкие очертания заборов и углов построек, и фигуры изредка встречающихся пешеходов и экипажей, и неподвижная зелень дерев и трав, и
поля с правильно прорезанными бороздами картофеля, и косые тени, падавшие от домов и от дерев, и от кустов, и от самых борозд картофеля.
В комнате своей он подымал с
пола все, что ни
видел: сургучик, лоскуток бумажки, перышко, и все это клал
на бюро или
на окошко.