Неточные совпадения
«Вам что за дело?» — «Может быть, что-нибудь насчет стола, находите, что это нехорошо, дорого, так снимите
с меня эту обязанность: я ценю ваше доверие, но если я мог возбудить подозрения, недостойные вас и меня, то я готов отказаться…» Он даже встанет, положит салфетку, но общий хохот опять усадит его на
место.
Поэтому я уехал из отечества покойно, без сердечного трепета и
с совершенно сухими глазами. Не называйте меня неблагодарным, что я, говоря «о петербургской станции», умолчал о дружбе, которой одной было бы довольно, чтоб удержать человека на
месте.
Фаддеев и перед обедом явился
с приглашением обедать, но едва я сделал шаг, как надо было падать или проворно сесть на свое
место.
Меня сорвало
с него и ударило грудью о кресло так сильно, что кресло хотя и осталось на
месте, потому что было привязано к полу, но у него подломилась ножка, а меня перебросило через него и повлекло дальше по полу.
В одном
месте кроется целый лес в темноте, а тут вдруг обольется ярко лучами солнца, как золотом, крутая окраина
с садами. Не знаешь, на что смотреть, чем любоваться; бросаешь жадный взгляд всюду и не поспеваешь следить за этой игрой света, как в диораме.
Шлюпки не пристают здесь, а выскакивают
с бурунами на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны, идут в воду и тащат шлюпку до сухого
места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти бегом бросились на берег по площади, к ряду домов и к бульвару, который упирается в море.
Местами видны, поверх заборов, высокие стройные деревья
с мелкою зеленью, это — мирты и кипарисы.
Я видел только ящерицу, хотел прижать ее тростью на
месте, но зеленая тварь
с непостижимым проворством скользнула в норку.
Остальная половина дороги, начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают в сторону, мили на три от берега, и путь, веселый, оживленный, тянется между рядами дач, одна другой красивее. Въезжаешь в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей:
местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден
с дороги.
С одного
места из сада открывается глазам вся Столовая гора.
В ней постель, по обыкновению преширокая,
с занавесом; дрянной ореховый стол, несколько стульев, которые скликают друг друга; обои разодраны в некоторых
местах; на потолке красуется пятно.
В отеле в час зазвонили завтракать. Опять разыгрался один из существенных актов дня и жизни. После десерта все двинулись к буфету, где, в черном платье,
с черной сеточкой на голове, сидела Каролина и
с улыбкой наблюдала, как смотрели на нее. Я попробовал было подойти к окну, но
места были ангажированы, и я пошел писать к вам письма, а часа в три отнес их сам на почту.
В колонии считается более пород птиц, нежели во всей Европе, и именно до шестисот. Кусты
местами были так часты, что составляли непроходимый лес; но они малорослы, а за ними далеко виднелись или необработанные песчаные равнины, или дикие горы, у подошвы которых белели фермы
с яркой густой зеленью вокруг.
Если обратишься
с этим вопросом к курсу географии, получишь в ответ, что пространство, занимаемое колониею, граничит к северу рекою Кейскамма, а в газетах, помнится, читал, что граница
с тех пор во второй или третий раз меняет
место и обещают, что она не раз отодвинется дальше.
В других
местах, куда являлись белые
с трудом и волею, подвиг вел за собой почти немедленное вознаграждение: едва успевали они миролюбиво или силой оружия завязывать сношения
с жителями, как начиналась торговля, размен произведений, и победители, в самом начале завоевания, могли удовлетворить по крайней мере своей страсти к приобретению.
Гористая и лесистая местность Рыбной реки и нынешней провинции Альбани способствовала грабежу и манила их селиться в этих
местах. Здесь возникли первые неприязненные стычки
с дикими, вовлекшие потом белых и черных в нескончаемую доселе вражду. Всякий, кто читал прежние известия о голландской колонии, конечно помнит, что они были наполнены бесчисленными эпизодами о схватках поселенцев
с двумя неприятелями: кафрами и дикими зверями, которые нападали
с одной целью: похищать скот.
Колониальное правительство принуждено было между тем вытеснить некоторые наиболее враждебные племена, сильно тревожившие колонию своими мелкими набегами и грабежом, из занятых ими
мест. Все это повело к первой, вспыхнувшей в 1834 году, серьезной войне
с кафрами.
Наконец, узнав, что тогдашний губернатор, сэр Бенджамен д’Урбан, прибыл
с значительными силами в Гремстоун, они, в январе 1835 г., удалились в свои
места, не забыв унести все награбленное.
Кеткарт, заступивший в марте 1852 года Герри Смита, издал, наконец, 2 марта 1853 года в Вильямстоуне, на границе колонии, прокламацию, в которой объявляет, именем своей королевы, мир и прощение Сандильи и народу Гаики,
с тем чтобы кафры жили, под ответственностью главного вождя своего, Сандильи, в Британской Кафрарии, но только далее от колониальной границы, на указанных
местах.
К обеду мы подъехали к прекрасной речке, обстановленной такими пейзажами, что даже сам приличный и спокойный Вандик
с улыбкой указал нам на один живописный овраг, осененный деревьями. «Very nice place!» («Прекрасное
место!») — заметил он.
С одной стороны перед нами возвышалась гора,
местами голая,
местами с зеленью; кругом была долина, одна из самых обработанных; вдали фермы.
Ферстфельд останавливал наше внимание на живописных
местах: то указывал холм, густо поросший кустарником, то белеющуюся на скате горы в рытвине ферму
с виноградниками.
Чрез полчаса стол опустошен был до основания. Вино было старый фронтиньяк, отличное. «Что это, — ворчал барон, — даже ни цыпленка! Охота таскаться по этаким
местам!» Мы распрощались
с гостеприимными, молчаливыми хозяевами и
с смеющимся доктором. «Я надеюсь
с вами увидеться, — кричал доктор, — если не на возвратном пути, так я приеду в Саймонстоун: там у меня служит брат, мы вместе поедем на самый мыс смотреть соль в горах, которая там открылась».
Вскоре мы подъехали к самому живописному
месту. Мы только спустились
с одной скалы, и перед нами представилась широкая расчищенная площадка, обнесенная валом. На площадке выстроено несколько флигелей. Это другая тюрьма. В некотором расстоянии, особо от тюремных флигелей, стоял маленький домик, где жил сын Бена, он же смотритель тюрьмы и помощник своего отца.
— «Долго они работают?» — «
С восхождения солнца до захождения; тут много времени уходит в ходьбе на
место и обратно».
Громады были
местами зелены,
местами изрыты и дики,
с наростами седых камней,
с группами деревьев,
с фермами и виноградниками.
В ожидании товарищей, я прошелся немного по улице и рассмотрел, что город выстроен весьма правильно и чистота в нем доведена до педантизма. На улице не увидишь ничего лишнего, брошенного. Канавки, идущие по обеим сторонам улиц, мостики содержатся как будто в каком-нибудь парке. «Скучный город!» — говорил Зеленый
с тоской, глядя на эту чистоту. При постройке города не жалели
места: улицы так широки и длинны, что в самом деле, без густого народонаселения, немного скучно на них смотреть.
С устройством дороги через ущелье Устер и все ближайшие к Бенсклюфу
места должны подняться.
Видим: в одном
месте из травы валит, как из миски
с супом, густой пар и стелется по долине, обозначая путь ключа.
Будь эти воды в Европе, около них возникло бы целое местечко; а сюда из других частей света ездят лечиться одним только воздухом; между тем в окружности Устера есть около восьми
мест с минеральными источниками.
По дороге везде работали черные арестанты
с непокрытой головой, прямо под солнцем, не думая прятаться в тень. Солдаты, не спуская
с них глаз, держали заряженные ружья на втором взводе. В одном
месте мы застали людей, которые ходили по болотистому дну пропасти и чего-то искали. Вандик поговорил
с ними по-голландски и сказал нам, что тут накануне утонул пьяный человек и вот теперь ищут его и не могут найти.
Пока мы выходили из коляски на живописных
местах, я видел, что мальчишка-негр, кучер другой коляски, беспрестанно подбегал к нашему, негру же из племени бичуан, и все что-то шептался
с ним.
На другой день утром мы ушли, не видав ни одного европейца, которых всего трое в Анжере. Мы плыли дальше по проливу между влажными, цветущими берегами Явы и Суматры.
Местами, на гладком зеркале пролива, лежали, как корзинки
с зеленью, маленькие островки, означенные только на морских картах под именем Двух братьев, Трех сестер. Кое-где были отдельно брошенные каменья, без имени, и те обросли густою зеленью.
Я на родине ядовитых перцев, пряных кореньев, слонов, тигров, змей, в стране бритых и бородатых людей, из которых одни не ведают шапок, другие носят кучу ткани на голове: одни вечно гомозятся за работой, c молотом,
с ломом,
с иглой,
с резцом; другие едва дают себе труд съесть горсть рису и переменить
место в целый день; третьи, объявив вражду всякому порядку и труду, на легких проа отважно рыщут по морям и насильственно собирают дань
с промышленных мореходцев.
Возвращение на фрегат было самое приятное время в прогулке: было совершенно прохладно; ночь тиха; кругом, на чистом горизонте, резко отделялись черные силуэты пиков и лесов и ярко блистала зарница — вечное украшение небес в здешних
местах. Прямо на голову текли лучи звезд, как серебряные нити. Но вода была лучше всего: весла
с каждым ударом черпали чистейшее серебро, которое каскадом сыпалось и разбегалось искрами далеко вокруг шлюпки.
Кругом все заросло пальмами areca или кокосовыми; обработанных полей
с хлебом немного: есть плантации кофе и сахара, и то мало:
места нет; все болота и густые леса. Рис, главная пища южной Азии, привозится в Сингапур
с Малаккского и Индийского полуостровов. Но зато сколько деревьев! хлебное, тутовое, мускатное, померанцы, бананы и другие.
В одном
месте на большом лугу мы видели группу мужчин, женщин и детей в ярких, режущих глаза, красных и синих костюмах: они собирали что-то
с деревьев.
Мы отправились впятером и застали его в лавке, неподвижно,
с важностью Будды сидящего на своем
месте.
Мы ехали около часа, как вдруг наши кучера, в одном
месте,
с дороги бросились и потащили лошадей и экипаж в кусты. «Куда это? уж не тигр ли встретился?» — «Нет, это аллея, ведущая к даче Вампоа».
В начале июня мы оставили Сингапур. Недели было чересчур много, чтоб познакомиться
с этим
местом. Если б мы еще остались день, то не знали бы, что делать от скуки и жара. Нет, Индия не по нас! И англичане бегут из нее, при первом удобном случае, спасаться от климата на мыс Доброй Надежды, в порт Джаксон — словом, дальше от экватора, от этих палящих дней, от беспрохладных ночей, от
мест, где нельзя безнаказанно есть и пить, как едят и пьют англичане.
С первого раза, как станешь на гонконгский рейд, подумаешь, что приехал в путное
место: куда ни оглянешься, все высокие зеленые холмы, без деревьев правда, но приморские
места, чуть подальше от экватора и тропиков, почти все лишены растительности.
Лодки,
с семействами, стоят рядами на одном
месте или разъезжают по рейду, занимаясь рыбной ловлей, торгуют, не то так перевозят людей
с судов на берег и обратно. Все они
с навесом, вроде кают. Везде увидишь семейные сцены: обедают, занимаются рукодельем, или мать кормит грудью ребенка.
Нас, как я сказал выше, держал почти на одном
месте противный восточный и северо-восточный ветер, неровный, сильный,
с беспрерывными шквалами.
Вбежали люди, начали разбирать эту кучу обломков, но в то же мгновение вся эта куча вместе
с людьми понеслась назад, прямо в мой угол: я только успел вовремя подобрать ноги. Рюмки, тарелки, чашки, бутылки в буфетах так и скакали со звоном со своих
мест.
В самом деле живописно: речка-ручей, аршина в два, а в ином
месте и меньше шириной, струится
с утеса по каменьям и впадает в озерко.
От островов Бонинсима до Японии — не путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в тех
местах. Небо и море спорят друг
с другом, кто лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более понравится путешественнику. Мы в пять дней прошли 850 миль. Наше судно, как старшее, давало сигналы другим трем и одно из них вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться
с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на большой доске складными буквами.
Хоть бы японцы допустили изучить свою страну, узнать ее естественные богатства: ведь в географии и статистике
мест с оседлым населением земного шара почти только один пробел и остается — Япония.
Вон деревни жмутся в теснинах, кое-где разбросаны хижины. А это что: какие-то занавески
с нарисованными на них, белой и черной краской, кругами? гербы Физенского и Сатсумского удельных князей, сказали нам гости. Дунул ветерок, занавески заколебались и обнаружили пушки: в одном
месте три,
с развалившимися станками, в другом одна вовсе без станка — как страшно! Наши артиллеристы подозревают, что на этих батареях есть и деревянные пушки.
Одни занимались уборкою парусов, другие прилежно изучали карту, и в том числе дед, который от карты бегал на ют,
с юта к карте; и хотя ворчал на неверность ее, на неизвестность
места, но был доволен, что труды его кончались.
Не могу не поделиться
с вами ученым наслаждением и выпишу на выдержку,
с дипломатическою точностью, два-три
места о Японии и о японцах...