Неточные совпадения
Это род тайного
совета губернатора, который, впрочем, сам не только не подчинен ни
тому, ни другому
советам, но он может даже пустить предложенный им закон в ход, хотя бы Законодательный
совет и не одобрил его, и применять до утверждения английского колониального министра.
В ответ на это японцы запели свою песню,
то есть что надо послать в Едо, в верховный
совет,
тот доложит сиогуну, сиогун микадо, и поэтому ответа скоро получить — унмоглик! невозможно.
Правительство знает это, но, по крайней памяти, боится, что христианская вера вредна для их законов и властей. Пусть бы оно решило теперь, что это вздор и что необходимо опять сдружиться с чужестранцами. Да как? Кто начнет и предложит? Члены верховного
совета? — Сиогун велит им распороть себе брюхо. Сиогун? — Верховный
совет предложит ему уступить место другому. Микадо не предложит, а если бы и вздумал, так сиогун не сошьет ему нового халата и даст два дня сряду обедать на одной и
той же посуде.
Японцы так хорошо устроили у себя внутреннее управление, что
совет не может сделать ничего без сиогуна, сиогун без
совета и оба вместе без удельных князей. И так система их держится и будет держаться на своих искусственных основаниях до
тех пор, пока не помогут им ниспровергнуть ее… американцы или хоть… мы!
Давно ли сарказмом отвечали японцы на
совет голландского короля отворить ворота европейцам? Им приводили в пример китайцев, сказав, что
те пускали европейцев только в один порт, и вот что из этого вышло: открытие пяти портов, торговые трактаты, отмена стеснений и т. п. «Этого бы не случилось с китайцами, — отвечали японцы, — если б они не пускали и в один порт».
Нет, нельзя, надо губернатора спросить, а
тот отнесется в
совет,
совет к сиогуну,
тот к микадо — и пошло!
В Японии, напротив, еще до сих пор скоро дела не делаются и не любят даже
тех, кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три добрые четверти часа езды. Японцы часто к нам ездят: ну что бы пригласить нас стать у города, чтоб самим не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо спросить у верховного
совета, верховный
совет спросит у сиогуна, а
тот пошлет к микадо.
После восьми или десяти совещаний полномочные объявили, что им пора ехать в Едо. По некоторым вопросам они просили отсрочки, опираясь на
то, что у них скончался государь, что новый сиогун очень молод и потому ему предстоит сначала показать в глазах народа уважение к старым законам, а не сразу нарушать их и уже впоследствии как будто уступить необходимости. Далее нужно ему, говорили они, собрать на
совет всех своих удельных князей, а их шестьдесят человек.
Читатель, может быть, возразит на этот
совет, что довольно и
того, что написано в этой главе, чтобы навсегда отбить охоту к морским путешествиям.
Ему же приписывают современники мысль, до конца жизни не покидавшую голову подозрительного царя, бежать в крайности за море, для чего, по
советам того же Бомелия, царь так ревниво, во все продолжение своего царствования, сохранял дружбу с английской королевой Елизаветой, обещавшей ему безопасное убежище от козней крамольников-бояр.
— Нет, Семен Аникич, разорвал ее — от греха, по
совету того же доброго человека… Не ровен час, говорит, признают, что у тебя грамотка к Обносковым и сам пропадешь, и накликаешь беду на голову пославшего ее с тобой…
Неточные совпадения
Бобчинский. А я так думаю, что генерал-то ему и в подметки не станет! а когда генерал,
то уж разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то
совет как прижал? Пойдем расскажем поскорее Аммосу Федоровичу и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!
— Благодарю вас, княгиня, за ваше участие и
советы. Но вопрос о
том, может ли или не может жена принять кого-нибудь, она решит сама.
Так не переставая говорили об Алексее Александровиче, осуждая его и смеясь над ним, между
тем как он, заступив дорогу пойманному им члену Государственного
Совета и ни на минуту не прекращая своего изложения, чтобы не упустить его, по пунктам излагал ему финансовый проект.
Но сегодня удовольствие это отравлялось воспоминанием о
советах Матрены Филимоновны и о
том, что в доме так неблагополучно.
— Если вы спрашиваете моего
совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, —
то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к мучениям для ребенка? Если в ней осталось что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.