Неточные совпадения
— А! — радостно восклицает барин, отодвигая счеты. — Ну, ступай; ужо вечером как-нибудь улучим минуту да сосчитаемся. А теперь пошли-ка Антипку с Мишкой на болото да в лес десятков пять дичи
к обеду наколотить: видишь, дорогие гости
приехали!
Привезли апельсинов, еще чего-то;
приехала прачка, трактирщица; все совали нам в руки свои адресы, и я опустил в карман своего пальто еще две карточки,
к дюжинам прочих, приобретенных в Англии.
К нам
приехал чиновник, негр, в форменном фраке, с галунами. Он, по обыкновению, осведомился о здоровье людей, потом об имени судна, о числе людей, о цели путешествия и все это тщательно, но с большим трудом, с гримасами, записал в тетрадь. Я стоял подле него и смотрел, как он выводил каракули. Нелегко далась ему грамота.
Однажды наши,
приехав с берега, рассказывали, что на пристани
к ним подошел старик и чисто, по-русски, сказал: «Здравия желаю, ваше благородие».
Приехав на место, рыщут по этому жару целый день, потом являются на сборное место
к обеду, и каждый выпивает по нескольку бутылок портера или элю и после этого
приедут домой как ни в чем не бывало; выкупаются только и опять готовы есть.
К обеду
приехали мы
к молодому Бену и расположились обедать и кормить лошадей.
Я очень рад, что наконец
приехал к такому берегу, у которого нет никакого прошедшего и никакой истории.
Им сказано, что бумага
к вечеру будет готова и чтоб они
приехали за ней; но они объявили, что лучше подождут.
В 10-м часу
приехали, сначала оппер-баниосы, потом и секретари. Мне и
К. Н. Посьету поручено было их встретить на шканцах и проводить
к адмиралу. Около фрегата собралось более ста японских лодок с голым народонаселением. Славно: пестроты нет, все в одном и том же костюме, с большим вкусом! Мы с Посьетом ждали у грот-мачты, скоро ли появятся гости и что за секретари в Японии, похожи ли на наших?
Мало этого: переводчики
приехали еще
к нам, вызвали Посьета из-за обеда узнать, правду ли объявили им.
Вот как поговаривают нынче японцы! А давно ли они не боялись скрутить руки и ноги
приезжим гостям? давно ли называли европейские правительства дерзкими за то, что те смели писать
к ним?
Японцы
приезжали от губернатора сказать, что он не может совсем снять лодок в проходе; это вчера, а сегодня, то есть 29-го, объявили, что губернатор желал бы совсем закрыть проезд посредине, а открыть с боков, у берега, отведя по одной лодке. Адмирал приказал сказать, что если это сделают, так он велит своим шлюпкам отвести насильно лодки, которые осмелятся заставить собою средний проход
к корвету. Переводчики, увидев, что с ними не шутят, тотчас убрались и чаю не пили.
Так и есть: страх сильно может действовать. Вчера, второго сентября, послали записку
к японцам с извещением, что если не явятся баниосы, то один из офицеров послан будет за ними в город. Поздно вечером
приехал переводчик сказать, что баниосы завтра будут в 12 часов.
Подите с ними! Они стали ссылаться на свои законы, обычаи. На другое утро
приехал Кичибе и взял ответ
к губернатору. Только что он отвалил, явились и баниосы, а сегодня, 11 числа, они
приехали сказать, что письмо отдали, но что из Едо не получено и т. п. Потом заметили, зачем мы ездим кругом горы Паппенберга. «Так хочется», — отвечали им.
Но баниосы не обрадовались бы, узнавши, что мы идем в Едо. Им об этом не сказали ни слова. Просили только
приехать завтра опять, взять бумаги да подарки губернаторам и переводчикам, еще прислать, как можно больше, воды и провизии. Они не подозревают, что мы сбираемся продовольствоваться этой провизией — на пути
к Едо! Что-то будет завтра?
Эйноске встал, пошел
к дверям, поспешно воротился и сказал, что
приехали еще двое баниосов, но часовой не пускает их.
К вечеру опять
приехали сказать, не хотим ли мы взять бухту Кибач, которую занимал прежде посланник наш, Резанов.
Но когда мы
приехали, было холодно; мы жались
к каминам, а из них так и валил черный, горький дым.
Говорят: еще не совсем готово место и просят подождать три дня; 2-е, полномочные
приедут не на другой день
к нам, а через два дня.
Наконец надо же и совесть знать, пора и
приехать. В этом японском, по преимуществу тридесятом, государстве можно еще оправдываться и тем, что «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Чуть ли эта поговорка не здесь родилась и перешла по соседству с Востоком и
к нам, как и многое другое… Но мы выросли, и поговорка осталась у нас в сказках.
С музыкой, в таком же порядке, как
приехали, при ясной и теплой погоде, воротились мы на фрегат. Дорогой
к пристани мы заглядывали за занавески и видели узенькую улицу, тощие деревья и прятавшихся женщин. «И хорошо делают, что прячутся, чернозубые!» — говорили некоторые. «Кисел виноград…» — скажете вы. А женщины действительно чернозубые: только до замужства хранят они естественную белизну зубов, а по вступлении в брак чернят их каким-то составом.
В Новый год, вечером, когда у нас все уже легли,
приехали два чиновника от полномочных, с двумя второстепенными переводчиками, Сьозой и Льодой, и привезли ответ на два вопроса.
К. Н. Посьет спал; я ходил по палубе и встретил их. В бумаге сказано было, что полномочные теперь не могут отвечать на предложенные им вопросы, потому что у них есть ответ верховного совета на письмо из России и что, по прочтении его, адмиралу, может быть, ответы на эти вопросы и не понадобятся. Нечего делать, надо было подождать.
Мы въехали в город с другой стороны; там уж кое-где зажигали фонари: начинались сумерки. Китайские лавки сияли цветными огнями. В полумраке двигалась по тротуарам толпа гуляющих; по мостовой мчались коляски. Мы опять через мост поехали
к крепости, но на мосту была такая теснота от экипажей, такая толкотня между пешеходами, что я ждал минут пять в линии колясок, пока можно было проехать. Наконец мы высвободились из толпы и мимо крепостной стены
приехали на гласис и вмешались в ряды экипажей.
Наши
приезжают утром и
к вечеру возвращаются на фрегат.
На другой день прихода нашего хотел было я перебраться в город, но
к нам
приехали с визитом испанцы.
«Да, да!» — «Это наш епископ, monseigneur Dinacourt, он заведывает христианами провинции Джеджиан (или Чечиан, или Шешиан) в Китае; теперь
приехал сюда отдохнуть в здешнем климате: он страдает приливами
к голове.
12-го апреля, кучами возят провизию. Сегодня пригласили Ойе-Саброски и переводчиков обедать, но они вместо двух часов
приехали в пять. Я не видал их; говорят, ели много. Ойе ел мясо в первый раз в жизни и в первый же раз, видя горчицу, вдруг, прежде нежели могли предупредить его, съел ее целую ложку: у него покраснел лоб и выступили слезы. Губернатору послали четырнадцать аршин сукна, медный самовар и бочонок солонины, вместо его подарка. Послезавтра хотят сниматься с якоря, идти
к берегам Сибири.
Еще несколько лет — и если вы
приедете в Якутск, то, пожалуй, полиция не станет заботиться о квартире для вас, а вы в лавке найдете, что вам нужно, но зато, может быть, не узнаете обязательных и гостеприимных
К‹сенофонта› П‹етровича›, П‹етра› Ф‹едорыча›, А‹лексея› Я‹ковлича› и других.
Кажется, я миновал дурную дорогу и не «хлебных» лошадей. «Тут уж пойдут натуральные кони и дорога торная, особенно от Киренска
к Иркутску», — говорят мне. Натуральные — значит привыкшие, приученные, а не сборные. «Где староста?» — спросишь,
приехав на станцию… «Коней ладит, барин. Эй, ребята! заревите или гаркните (то есть позовите) старосту», — говорят потом.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Где ж, где ж они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все ты, а всё за тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает
к окну и кричит.)Антон, куда, куда? Что,
приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Жаль, что Иохим не дал напрокат кареты, а хорошо бы, черт побери,
приехать домой в карете, подкатить этаким чертом
к какому-нибудь соседу-помещику под крыльцо, с фонарями, а Осипа сзади, одеть в ливрею.
К ним если
приедет какой-нибудь гусь помещик, так и валит, медведь, прямо в гостиную.
У нас они венчалися, // У нас крестили детушек, //
К нам приходили каяться, // Мы отпевали их, // А если и случалося, // Что жил помещик в городе, // Так умирать наверное // В деревню
приезжал.
— Уж будто вы не знаете, // Как ссоры деревенские // Выходят?
К муженьку // Сестра гостить
приехала, // У ней коты разбилися. // «Дай башмаки Оленушке, // Жена!» — сказал Филипп. // А я не вдруг ответила. // Корчагу подымала я, // Такая тяга: вымолвить // Я слова не могла. // Филипп Ильич прогневался, // Пождал, пока поставила // Корчагу на шесток, // Да хлоп меня в висок! // «Ну, благо ты
приехала, // И так походишь!» — молвила // Другая, незамужняя // Филиппова сестра.