Неточные совпадения
Начались шквалы: шквалы — это когда вы сидите на даче, ничего не подозревая, с открытыми окнами, вдруг на
балкон ваш налетает вихрь, врывается с пылью в окна, бьет стекла, валит горшки с цветами, хлопает ставнями, когда бросаются,
по обыкновению поздно, затворять окна, убирать цветы, а между тем дождь успел хлынуть на мебель, на паркет.
Только одно исключение допущено в пользу климата: это большие, во всю ширину дома веранды или
балконы, где жители отдыхают
по вечерам, наслаждаясь прохладой.
Корень его уродливым, переплетшимся, как множество змей, стволом выходил из-под каменного пола и опутывал ветвями, как сетью, трельяж
балкона, образуя густую зеленую беседку; листья фестонами лепились
по решетке и стенам.
Пока еще была свежая прохлада, я сделал маленькую прогулку
по полям, с маисом и виноградом, и воротился на
балкон, кругом обсаженный розовыми кустами, миртами и другими, уже отцветшими, деревьями.
Дождались и тишины, и тепла; но в это тепло хорошо сидеть на
балконе загородного дома, в тени непроницаемой зелени, а не тут, под зноем 25˚ в тени
по Реомюру.
Не было возможности дойти до вершины холма, где стоял губернаторский дом: жарко, пот струился
по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом, городом, которого европейская правильная часть лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель, под спасительную сень, добрались до
балкона и заказали завтрак, но прежде выпили множество содовой воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия ноги, спину, грудь — все, куда только падает его луч.
Вон тот холм, как он ни зелен, ни приютен, но ему чего-то недостает: он должен бы быть увенчан белой колоннадой с портиком или виллой с
балконами на все стороны, с парком, с бегущими
по отлогостям тропинками.
Мы все ближе и ближе подходили к городу: везде, на высотах, и
по берегу, и на лодках, тьмы людей. Вот наконец и голландская фактория. Несколько голландцев сидят на
балконе. Мне показалось, что один из них поклонился нам, когда мы поравнялись с ними. Но вот наши передние шлюпки пристали, а адмиральский катер, в котором был и я, держался на веслах, ожидая, пока там все установится.
По берегу стоят великолепные европейские домы с колоннадами,
балконами, аристократическими подъездами, а швейцары и дворники — в своих кофтах или халатах, в шароварах;
по улице бродит такая же толпа.
Балкон выходил на Пассиг с движущейся
по ней живой панорамой судов, странных лодок, индийцев.
А кучер все мчал да мчал меня, то
по глухим переулкам, с бледными, но чистыми хижинами,
по улицам, то опять
по полянам,
по плантациям. Из-за деревьев продолжали выглядывать идиллии в таких красках, какие, конечно, не снились самому отцу Феокриту. Везде толпы; на
балконах множество голов.
Вот тут и началась опасность. Ветер немного засвежел, и помню я, как фрегат стало бить об дно. Сначала было два-три довольно легких удара. Затем так треснуло, что затрещали шлюпки на боканцах и марсы (
балконы на мачтах). Все бывшие в каютах выскочили в тревоге, а тут еще удар, еще и еще. Потонуть было трудно: оба берега в какой-нибудь версте; местами, на отмелях, вода была
по пояс человеку.
Неточные совпадения
Теперь дворец начальника // С
балконом, с башней, с лестницей, // Ковром богатым устланной, // Весь стал передо мной. // На окна поглядела я: // Завешаны. «В котором-то // Твоя опочиваленка? // Ты сладко ль спишь, желанный мой, // Какие видишь сны?..» // Сторонкой, не
по коврику, // Прокралась я в швейцарскую.
Поговорив с крестьянином, // С
балкона князь кричит: // «Ну, братцы! будь по-вашему.
Прощай, свидетель падшей славы, // Петровский замок. Ну! не стой, // Пошел! Уже столпы заставы // Белеют; вот уж
по Тверской // Возок несется чрез ухабы. // Мелькают мимо будки, бабы, // Мальчишки, лавки, фонари, // Дворцы, сады, монастыри, // Бухарцы, сани, огороды, // Купцы, лачужки, мужики, // Бульвары, башни, казаки, // Аптеки, магазины моды, //
Балконы, львы на воротах // И стаи галок на крестах.
Впечатление огненной печи еще усиливалось, если смотреть сверху, с
балкона: пред ослепленными глазами открывалась продолговатая, в форме могилы, яма, а на дне ее и
по бокам в ложах, освещенные пылающей игрой огня, краснели, жарились лысины мужчин, таяли, как масло, голые спины, плечи женщин, трещали ладони, аплодируя ярко освещенным и еще более голым певицам.
«Взволнован, этот выстрел оскорбил его», — решил Самгин, медленно шагая
по комнате. Но о выстреле он не думал, все-таки не веря в него. Остановясь и глядя в угол, он представлял себе торжественную картину: солнечный день, голубое небо, на площади, пред Зимним дворцом, коленопреклоненная толпа рабочих, а на
балконе дворца, плечо с плечом, голубой царь, священник в золотой рясе, и над неподвижной, немой массой людей плывут мудрые слова примирения.