Неточные совпадения
В Австралии есть кареты и коляски; китайцы начали носить ирландское полотно; в Ост-Индии говорят все по-английски; американские дикари из леса порываются в Париж и в Лондон, просятся в университет; в Африке черные начинают стыдиться своего цвета
лица и понемногу привыкают носить белые перчатки.
Мудрено ли, что при таких понятиях я уехал от вас с сухими глазами, чему немало способствовало еще и то, что, уезжая надолго и далеко, покидаешь кучу надоевших до крайности
лиц, занятий, стен и едешь, как я ехал, в новые, чудесные миры, в существование которых плохо верится, хотя штурман
по пальцам рассчитывает, когда должны прийти в Индию, когда в Китай, и уверяет, что он был везде
по три раза.
Чем смотреть на сфинксы и обелиски, мне лучше нравится простоять целый час на перекрестке и смотреть, как встретятся два англичанина, сначала попробуют оторвать друг у друга руку, потом осведомятся взаимно о здоровье и пожелают один другому всякого благополучия; смотреть их походку или какую-то иноходь, и эту важность до комизма на
лице, выражение глубокого уважения к самому себе, некоторого презрения или,
по крайней мере, холодности к другому, но благоговения к толпе, то есть к обществу.
Мужчины подходят почти под те же разряды,
по цвету волос и
лица, как женщины. Они отличаются тем же ростом, наружным спокойствием, гордостью, важностью в осанке, твердостью в поступи.
Какое счастье, что они не понимали друг друга! Но
по одному
лицу,
по голосу Фаддеева можно было догадываться, что он третирует купца en canaille, как какого-нибудь продавца баранок в Чухломе. «Врешь, не то показываешь, — говорил он, швыряя штуку материи. — Скажи ему, ваше высокоблагородие, чтобы дал той самой, которой отрезал Терентьеву да Кузьмину». Купец подавал другой кусок. «Не то, сволочь, говорят тебе!» И все в этом роде.
Празднуя масленицу, они не могли не вспомнить катанья
по льду и заменили его ездой друг на друге удачнее, нежели Петр Александрович икру заменил сардинами. Глядя, как забавляются, катаясь друг на друге, и молодые, и усачи с проседью, расхохочешься этому естественному, национальному дурачеству: это лучше льняной бороды Нептуна и осыпанных мукой
лиц.
К нам наехали,
по обыкновению, разные
лица, с рекомендательными письмами от датских, голландских и прочих кораблей, портные, прачки мужеского пола и т. п.
Судя
по чертам
лиц их, имеющих много общего с
лицами обитателей ближайшего к нам Востока, не задумаешься ни минуты причислить их к северо-восточным племенам Африки.
Казенные земли приобретаются частными
лицами с платою
по два шиллинга за акр, считая в моргене два акра.
Не успели мы расположиться в гостиной, как вдруг явились, вместо одной, две и даже две с половиною девицы: прежняя, потом сестра ее, такая же зрелая дева, и еще сестра, лет двенадцати. Ситцевое платье исчезло, вместо него появились кисейные спенсеры, с прозрачными рукавами, легкие из муслинь-де-лень юбки. Сверх того, у старшей была синева около глаз, а у второй на носу и на лбу
по прыщику; у обеих вид невинности на
лице.
Вывели и прочих бушменов: точно такие же малорослые, загнанные, с бессмысленным
лицом, старички, хотя им было не более как
по тридцати лет.
Я заглянул за борт: там целая флотилия лодок, нагруженных всякой всячиной, всего более фруктами. Ананасы лежали грудами, как у нас репа и картофель, — и какие! Я не думал, чтоб они достигали такой величины и красоты. Сейчас разрезал один и начал есть: сок тек
по рукам,
по тарелке, капал на пол. Хотел писать письмо к вам, но меня тянуло на палубу. Я покупал то раковину, то другую безделку, а более вглядывался в эти новые для меня
лица. Что за живописный народ индийцы и что за неживописный — китайцы!
Представьте, что из шестидесяти тысяч жителей женщин только около семисот. Европеянок, жен, дочерей консулов и других живущих
по торговле
лиц немного, и те, как цветы севера, прячутся в тень, а китаянок и индианок еще меньше. Мы видели в предместьях несколько китайских противных старух; молодых почти ни одной; но зато видели несколько молодых и довольно красивых индианок. Огромные золотые серьги, кольца, серебряные браслеты на руках и ногах бросались в глаза.
Находясь в средине этого магического круга, захватывающего пространство в несколько сот миль, не подозреваешь,
по тишине моря и ясности неба, что находишься в объятиях могучего врага, и только тогда узнаешь о нем, когда он явится
лицом к
лицу, когда раздастся его страшный свист и гул, начнется ломка, треск, когда застонет и замечется корабль…
По-японски их зовут гокейнсы. Они старшие в городе, после губернатора и секретарей его,
лица. Их повели на ют, куда принесли стулья; гокейнсы сели, а прочие отказались сесть, почтительно указывая на них. Подали чай, конфект, сухарей и сладких пирожков. Они выпили чай, покурили, отведали конфект и
по одной завернули в свои бумажки, чтоб взять с собой; даже спрятали за пазуху
по кусочку хлеба и сухаря. Наливку пили с удовольствием.
Я не знаю его имени: он принадлежал к свите и не входил с баниосами в каюту, куда,
по тесноте и жару, впускались немногие, только необходимые
лица.
У него круглое, полное и смуглое
лицо, без румянца, как у всех у них, с выдавшимися донельзя верхними зубами, с постоянною, отчасти невольною,
по причине выдавшихся зубов, улыбкою.
За нами вслед, шумной толпой, явились знакомые
лица — переводчики: они ринулись на пол и в три ряда уселись по-своему.
Должно быть, и японцы в другое время не сидят точно одурелые или как фигуры воскового кабинета, не делают таких глупых
лиц и не валяются
по полу, а обходятся между собою проще и искреннее, как и мы не таскаем же между собой везде караул и музыку.
Ответа не было. Только Кичибе постоянно показывал верхние зубы и суетился
по обыкновению: то побежит вперед баниосов, то воротится и крякнет и нехотя улыбается. И Эйноске тут. У этого черты
лица правильные, взгляд смелый, не то что у тех.
Саброски повесил голову совсем на грудь; другой баниос, подслеповатый, громоздкий старик, с толстым
лицом, смотрел осовелыми глазами на все и
по временам зевал; третий, маленький, совсем исчезал между ними, стараясь подделаться под мину и позу своих соседей.
Я только было собрался отвечать, но пошевелил нечаянно ногой: круглое седалище, с винтом, повернулось, как
по маслу, подо мной, и я очутился
лицом к стене.
В этом предстояло немалое затруднение: всех главных
лиц мы знали
по имени, а прочих нет; их помнили только в
лицо; оттого в списке у нас они значились под именами: косого, тощего, рябого, колченогого, а другие носили название некоторых наших земляков, на которых походили.
В сенях сидели на пятках те же
лица, но на крыльце стоял,
по уговору, младший из полномочных в каком-то странном головном уборе.
Они стали все четверо в ряд — и мы взаимно раскланялись. С правой стороны, подле полномочных, поместились оба нагасакские губернатора, а
по левую еще четыре, приехавшие из Едо, по-видимому, важные
лица. Сзади полномочных сели их оруженосцы, держа богатые сабли в руках; налево, у окон, усажены были в ряд чиновники, вероятно тоже из Едо:
по крайней мере мы знакомых
лиц между ними не заметили.
У самих полномочных тоже голова всегда клонится долу: все они сидят с поникшими головами,
по привычке, в свою очередь, падать ниц перед высшими
лицами.
После половины речи, когда, по-видимому, он схватывал главный смысл ее, рот у него сжимался, складки исчезали на лбу, все
лицо светлело: он знал уже, что отвечать.
Старик, которого я тут застал, с красным носом и красными шишками
по всему
лицу, поклонился и вошел в дом; я за ним, со мной некоторые из товарищей.
Тагалы нехороши собой:
лица большею частью плоские, овальные, нос довольно широкий, глаза небольшие, цвет кожи не чисто смуглый. Они стригутся по-европейски, одеваются в бумажные панталоны, сверху выпущена бумажная же рубашка; у франтов кисейная с вышитою на европейский фасон манишкой. В шляпах большое разнообразие: много соломенных, но еще больше европейских, шелковых, особенно серых. Метисы ходят в таком же или уже совершенно в европейском платье.
У этого китайца были светло-русые волосы, голубые или,
по крайней мере, серые глаза, белое или, скорее, красноватое
лицо, начиная с носа, совершенно как у европейца.
По деревьям,
по дороге и
по воде заиграл ветерок, подувший с моря, но так мягко, нежно, осторожно, как разве только мать дует в
лицо спящему ребенку, чтоб согнать докучливую муху.
Вероятно, они заметили,
по нашим гримасам, что непривычным ушам неловко от этого стука, и приударили что было сил; большая часть едва удерживала смех, видя, что вместе с усиленным стуком усилились и страдальческие гримасы на наших
лицах.
Наконец мы собрались к миссионерам и поехали в дом португальского епископа. Там, у молодого миссионера, застали и монсиньора Динакура, епископа в китайском платье, и еще монаха с знакомым мне
лицом. «Настоятель августинского монастыря, — по-французски не говорит, но все разумеет», — так рекомендовал нам его епископ. Я вспомнил, что это тот самый монах, которого я видел в коляске на прогулке за городом.
Всякий раз, при сильном ударе того или другого петуха, раздавались отрывистые восклицания зрителей; но когда побежденный побежал, толпа завыла дико, неистово, продолжительно, так что стало страшно. Все привстали с мест, все кричали. Какие
лица, какие страсти на них! и все это
по поводу петушьей драки! «Нет, этого у нас не увидите», — сказал барон. Действительно, этот момент был самый замечательный для постороннего зрителя.
Вы едете вблизи деревьев, третесь о них ногами, ветви хлещут в
лицо, лошадь ваша то прыгает в яму и выскакивает стремительно на кочку, то останавливается в недоумении перед лежащим
по дороге бревном, наконец перескочит и через него и очутится опять в топкой яме.
Пока я ехал
по городу, на меня из окон выглядывали ласковые
лица, а из-под ворот сердитые собаки, которые в маленьких городах чересчур серьезно понимают свои обязанности. Весело было мне смотреть на проезжавшие
по временам разнохарактерные дрожки, на кучеров в летних кафтанах и меховых шапках или, наоборот, в полушубках и летних картузах. Вот гостиный двор, довольно пространный, вот и единственный каменный дом, занимаемый земским судом.
Сегодня я проехал мимо полыньи: несмотря на лютый мороз, вода не мерзнет, и облако черного пара, как дым, клубится над ней. Лошади храпят и пятятся. Ямщик франт попался, в дохе, в шапке с кистью, и везет плохо.
Лицо у него нерусское. Вообще здесь смесь в народе. Жители
по Лене состоят и из крестьян, и из сосланных на поселение из разных наций и сословий; между ними есть и жиды, и поляки, есть и из якутов. Жидов здесь любят: они торгуют, дают движение краю.