Неточные совпадения
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть
на скалы. От
берега прямо к нам шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала к борту.
На палубе
показался низенький, приземистый человек в синей куртке, в синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
Я все ждал перемены, препятствия; мне
казалось, судьба одумается и не пошлет меня дальше: поэтому нерешительно делал в Англии приготовления к отъезду, не запасал многого, что нужно для дальнего вояжа, и взял кое-что, годное больше для житья
на берегу.
Но вот в самом деле мы еще далеко были от
берега, а
на нас повеяло теплым, пахучим воздухом, смесью ананасов, гвоздики, как мне
казалось, и еще чего-то.
Берег постепенно удалялся, утесы уменьшались в размерах; роща в ущелье по-прежнему стала
казаться пучком травы; кучки негров
на берегу толпились, точно мухи, собравшиеся около капли меду; двое наших, отправившихся
на маленький пустой остров, лежащий в заливе, искать насекомых, раковин или растений, ползали, как два муравья.
Сильные и наиболее дикие племена, теснимые цивилизацией и войною, углубились далеко внутрь; другие, послабее и посмирнее, теснимые первыми изнутри и европейцами от
берегов, поддались не цивилизации, а силе обстоятельств и оружия и идут в услужение к европейцам, разделяя их образ жизни, пищу, обычаи и даже религию, несмотря
на то, что в 1834 г. они освобождены от рабства и,
кажется, могли бы выбрать сами себе место жительства и промысл.
Что за заливцы, уголки, приюты прохлады и лени, образуют узор
берегов в проливе! Вон там идет глубоко в холм ущелье, темное, как коридор, лесистое и такое узкое, что,
кажется, ежеминутно грозит раздавить далеко запрятавшуюся туда деревеньку. Тут маленькая, обстановленная деревьями бухта, сонное затишье, где всегда темно и прохладно, где самый сильный ветер чуть-чуть рябит волны; там беспечно отдыхает вытащенная
на берег лодка, уткнувшись одним концом в воду, другим в песок.
Мы все ближе и ближе подходили к городу: везде,
на высотах, и по
берегу, и
на лодках, тьмы людей. Вот наконец и голландская фактория. Несколько голландцев сидят
на балконе. Мне
показалось, что один из них поклонился нам, когда мы поравнялись с ними. Но вот наши передние шлюпки пристали, а адмиральский катер, в котором был и я, держался
на веслах, ожидая, пока там все установится.
Прощайте! Не сетуйте, если это письмо
покажется вам вяло, скудно наблюдениями или фактами и сухо; пеняйте столько же
на меня, сколько и
на Янсекиян и его
берега: они тоже скудны и незанимательны, нельзя сказать только сухи; немудрено, что они так отразились и в моем письме.
Адмирал сказал им, что хотя отношения наши с ними были не совсем приятны, касательно отведения места
на берегу, но он понимает, что губернаторы ничего без воли своего начальства не делали и потому против них собственно ничего не имеет, напротив, благодарит их за некоторые одолжения, доставку провизии, воды и т. п.; но просит только их представить своему начальству, что если оно намерено вступить в какие бы то ни было сношения с иностранцами, то пора ему подумать об отмене всех этих стеснений, которые всякой благородной нации
покажутся оскорбительными.
«
На берег кому угодно! — говорят часу во втором, — сейчас шлюпка идет». Нас несколько человек село в катер, все в белом, — иначе под этим солнцем
показаться нельзя — и поехали, прикрывшись холстинным тентом; но и то жарко: выставишь нечаянно руку, ногу, плечо — жжет. Голубая вода не струится нисколько; суда, мимо которых мы ехали, будто спят: ни малейшего движения
на них;
на палубе ни души. По огромному заливу кое-где ползают лодки, как сонные мухи.
Корейский
берег, да и только. Опись продолжается, мы уж в 39˚ ‹северной› широты; могли бы быть дальше, но ветра двое сутки были противные и качали нас по-пустому
на одном месте.
Берега скрывались в тумане. Вчера вдруг
показались опять.
Все это немного похоже
на Нагасаки, только
берега не так зелены и не так унылы, как
кажутся издали.
Я не унывал нисколько, отчасти потому, что мне
казалось невероятным, чтобы цепи — канаты двух, наконец, трех и даже четырех якорей не выдержали, а главное —
берег близко. Он, а не рифы, был для меня «каменной стеной»,
на которую я бесконечно и возлагал все упование. Это совершенно усыпляло всякий страх и даже подозрение опасности, когда она была очевидна. И я смотрел
на всю эту «опасную» двухдневную минуту как
на дело, до меня нисколько не касающееся.
Сколько помню, адмирал и капитан неоднократно решались
на отважный набег к
берегам Австралии, для захвата английских судов, и,
кажется, если не ошибаюсь, только неуверенность, что наша старая, добрая «Паллада» выдержит еще продолжительное плавание от Японии до Австралии, удерживала их, а еще, конечно, и неуверенность, по неимению никаких известий, застать там чужие суда.
По изустным рассказам свидетелей, поразительнее всего
казалось переменное возвышение и понижение
берега: он то приходил вровень с фрегатом, то вдруг возвышался саженей
на шесть вверх. Нельзя было решить, стоя
на палубе, поднимается ли вода, или опускается самое дно моря? Вращением воды кидало фрегат из стороны в сторону, прижимая
на какую-нибудь сажень к скалистой стене острова, около которого он стоял, и грозя раздробить, как орех, и отбрасывая опять
на середину бухты.
Неточные совпадения
— Отлично, отлично, — говорил он, закуривая толстую папиросу после жаркого. — Я к тебе точно с парохода после шума и тряски
на тихий
берег вышел. Так ты говоришь, что самый элемент рабочего должен быть изучаем и руководить в выборе приемов хозяйства. Я ведь в этом профан; но мне
кажется, что теория и приложение ее будет иметь влияние и
на рабочего.
Пробираясь
берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне
показалось, что кто-то в белом сидел
на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом
берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку.
Так же,
казалось, он не замечал и того, что в трактире или
на берегу, среди лодок, рыбаки умолкали в его присутствии, отходя в сторону, как от зачумленного.
Ослепительно блестело золото ливрей идолоподобно неподвижных кучеров и грумов, их головы в лакированных шляпах
казались металлическими,
на лицах застыла суровая важность, как будто они правили не только лошадьми, а всем этим движением по кругу, над небольшим озером; по спокойной, все еще розоватой в лучах солнца воде, среди отраженных ею облаков плавали лебеди, вопросительно и гордо изогнув шеи, а
на берегах шумели ярко одетые дети, бросая птицам хлеб.
До деревни было сажен полтораста, она вытянулась по течению узенькой речки, с мохнатым кустарником
на берегах; Самгин хорошо видел все, что творится в ней, видел, но не понимал.
Казалось ему, что толпа идет торжественно, как за крестным ходом, она даже сбита в пеструю кучу теснее, чем вокруг икон и хоругвей. Ветер лениво гнал шумок в сторону Самгина, были слышны даже отдельные голоса, и особенно разрушал слитный гул чей-то пронзительный крик: