Неточные совпадения
По приезде
адмирала епископ сделал ему визит. Его сопровождала свита из четырех миссионеров, из которых двое были испанские монахи, один француз и один китаец, учившийся в знаменитом римском училище пропаганды. Он сохранял свой китайский костюм, чтоб свободнее ездить по Китаю для сношений
с тамошними христианами и для обращения новых. Все они завтракали у нас; разговор
с епископом, итальянцем, происходил на французском языке, а
с китайцем отец Аввакум
говорил по-латыни.
Адмирал приказал написать губернатору, что мы подождем ответа из Едо на письмо из России, которое, как они сами
говорят, разошлось в пути
с известием о смерти сиогуна.
21-го приехали Ойе-Саброски
с Кичибе и Эйноске. Последний решительно отказался от книг, которые предлагали ему и
адмирал, и я: боится. Гокейнсы сказали, что желали бы
говорить с полномочным. Их повели в каюту. Они объявили, что наконец получен ответ из Едо! Grande nouvelle! Мы обрадовались. «Что такое? как? в чем дело?» — посыпались вопросы. Мы
с нетерпением ожидали, что позовут нас в Едо или скажут то, другое…
Поговорив с Посьетом в капитанской каюте, явились на ют к
адмиралу,
с почтением.
Рождество у нас прошло, как будто мы были в России. Проводив японцев, отслушали всенощную, вчера обедню и молебствие, поздравили друг друга, потом обедали у
адмирала. После играла музыка. Эйноске, видя всех в парадной форме, спросил, какой праздник. Хотя
с ними избегали
говорить о христианской религии, но я сказал ему (надо же приучать их понемногу ко всему нашему): затем сюда приехали.
Накамура преблагополучно доставил его по адресу. Но на другой день вдруг явился, в ужасной тревоге,
с пакетом, умоляя взять его назад… «Как взять? Это не водится, да и не нужно, причины нет!» — приказал отвечать
адмирал. «Есть, есть, —
говорил он, — мне не велено возвращаться
с пакетом, и я не смею уехать от вас. Сделайте милость, возьмите!»
20 января нашего стиля обещались опять быть и сами полномочные, и были. Приехав, они сказали, что ехали на фрегат
с большим удовольствием. Им подали чаю, потом
адмирал стал
говорить о делах.
Мне припомнилась школьная скамья, где сидя, бывало, мучаешься до пота над «мудреным» переводом
с латинского или немецкого языков, а учитель, как теперь
адмирал, торопит, спрашивает: «Скоро ли? готово ли? Покажите, —
говорит, — мне, прежде, нежели дадите переписывать…»
Я — ничего себе: всматривался в открывшиеся теперь совсем подробности нового берега, глядел не без удовольствия, как скачут через камни, точно бешеные белые лошади, буруны, кипя пеной; наблюдал, как начальство беспокоится, как появляется иногда и задумчиво поглядывает на рифы
адмирал, как все примолкли и почти не
говорят друг
с другом.
Неточные совпадения
Адмирал говорит с обычной своей живостью и несколько кипятится «бабьими рассуждениями», как называл он всякие женские разговоры об опасностях на море.
То-то дядя-адмирал удивится разнице, происшедшей в 35 лет: к нему на шлюпке подплывала голая королева, а теперь королева была одета и, как
говорят, очень хорошенькая каначка, щеголявшая в платьях из
С.-Франциско.
— Ну, пойди, покажи-ка нам твою конурку, Володя, —
говорил маленький
адмирал, подходя к Володе после нескольких минут разговора
с капитаном. — А ваш корвет в образцовом порядке, — прибавил
адмирал, окидывая своим быстрым и знающим морским глазом и палубу, и рангоут. — Приятно быть на таком судне.
— Весьма возможно. Он любит лично знакомиться
с чинами эскадры и
с офицерами. Но вам-то тревожиться нечего, Андрей Николаевич. К вам самому строгому
адмиралу не за что придраться, хотя бы он и искал случая. Вы ведь знаете, что я не комплименты вам
говорю, и знаете, что я считаю за счастье служить
с вами, Андрей Николаевич! — прибавил
с чувством капитан.
— А могли бы очутиться… если я вам
говорю! — возвысил голос
адмирал. — Могли бы-с! Налети только шквал, и были бы в воде… Слышите?