Я — ничего себе: всматривался в открывшиеся теперь совсем подробности
нового берега, глядел не без удовольствия, как скачут через камни, точно бешеные белые лошади, буруны, кипя пеной; наблюдал, как начальство беспокоится, как появляется иногда и задумчиво поглядывает на рифы адмирал, как все примолкли и почти не говорят друг с другом.
Неточные совпадения
Фаддеев устроил мне койку, и я, несмотря на октябрь, на дождь, на лежавшие под ногами восемьсот пудов пороха, заснул, как редко спал на
берегу, утомленный хлопотами переезда, убаюканный свежестью воздуха и
новыми, не неприятными впечатлениями.
Оторвется ли руль: надежда спастись придает изумительное проворство, и делается фальшивый руль. Оказывается ли сильная пробоина, ее затягивают на первый случай просто парусом — и отверстие «засасывается» холстом и не пропускает воду, а между тем десятки рук изготовляют
новые доски, и пробоина заколачивается. Наконец судно отказывается от битвы, идет ко дну: люди бросаются в шлюпку и на этой скорлупке достигают ближайшего
берега, иногда за тысячу миль.
С этим же равнодушием он, то есть Фаддеев, — а этих Фаддеевых легион — смотрит и на
новый прекрасный
берег, и на невиданное им дерево, человека — словом, все отскакивает от этого спокойствия, кроме одного ничем не сокрушимого стремления к своему долгу — к работе, к смерти, если нужно.
Вглядываясь в
новый, поразительный красотой
берег, мы незаметно очутились у пристани, или виноват, ее нет — ну там, где она должна быть.
Таким образом, со времени владычества англичан приобретены три
новые провинции, открыто на восточном
берегу три порта...
Но один потерпел при выходе какое-то повреждение, воротился и получил помощь от жителей: он был так тронут этим, что, на прощанье, съехал с людьми на
берег, поколотил и обобрал поселенцев. У одного забрал всех кур, уток и тринадцатилетнюю дочь, у другого отнял свиней и жену, у старика же Севри, сверх того, две тысячи долларов — и ушел. Но прибывший вслед за тем английский военный корабль дал об этом знать на Сандвичевы острова и в Сан-Франциско, и преступник был схвачен, с судном, где-то в
Новой Зеландии.
Вообще весь рейд усеян мелями и рифами. Беда входить на него без хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе пристани, уперся в глинистый
берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились — в саду не в саду и не в лесу, а в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых деревьев и кустов. Из наших северных знакомцев было тут немного сосен, а то все
новое, у нас невиданное.
Сегодня мы ушли и вот качаемся теперь в Тихом океане; но если б и остались здесь, едва ли бы я собрался на
берег. Одна природа да животная, хотя и своеобразная, жизнь, не наполнят человека, не поглотят внимания: остается большая пустота. Для того даже, чтобы испытывать глубже
новое, не похожее ни на что свое, нужно, чтоб тут же рядом, для сравнения, была параллель другой, развитой жизни.
В 1521 году Магеллан, первый, с своими кораблями пристал к юго-восточной части острова Магинданао и подарил Испании
новую, цветущую колонию, за что и поставлен ему монумент на
берегу Пассига. Вторая экспедиция приставала к Магинданао в 1524 году, под начальством Хуана Гарсия Хозе де Лоаиза. Спустя недолго приходил мореплаватель Виллалобос, который и дал островам название Филиппинских в честь наследника престола, Филиппа II, тогда еще принца астурийского.
Вечер так и прошел; мы были вместо десяти уже в шестнадцати милях от
берега. «Ну, завтра чем свет войдем», — говорили мы, ложась спать. «Что
нового?» — спросил я опять, проснувшись утром, Фаддеева. «Васька жаворонка съел», — сказал он. «Что ты, где ж он взял?» — «Поймал на сетках». — «Ну что ж не отняли?» — «Ушел в ростры, не могли отыскать». — «Жаль! Ну а еще что?» — «Еще — ничего». — «Как ничего: а на якорь становиться?» — «Куда те становиться: ишь какая погода! со шканцев на бак не видать».
Посмотрите на толпу путешественников, когда они медленно подбираются к
новому месту: на горизонте видна еще синяя линия
берега, а они все наверху: равнодушных, отсталых, ленивых, сонных нет.
На песке у самого
берега поставлена батарея, направо от нее верфь, еще младенец, с остовом
нового судна, дальше целый лагерь палаток, две-три юрты, и между ними кочки болот.
Я испугался этой перспективы неизвестности и «ожидания» на неопределенный срок где бы то ни было, у наших ли пустынных азиатских
берегов или хотя бы и в таком
новом для меня и занимательном месте, как Сан-Франциско.
Было тепло, мне стало легче, я вышел на палубу. И теперь еще помню, как поразила меня прекрасная, тогда
новая для меня, картина чужих
берегов, датского и шведского.
Неточные совпадения
И долго Гриша
берегом // Бродил, волнуясь, думая, // Покуда песней
новою // Не утолил натруженной, // Горящей головы.
Новая точка, еще точка… сперва черная, потом ярко-оранжевая; образуется целая связь светящихся точек и затем — настоящее море, в котором утопают все отдельные подробности, которое крутится в
берегах своею собственною силою, которое издает свой собственный треск, гул и свист.
Едва успев продрать глаза, Угрюм-Бурчеев тотчас же поспешил полюбоваться на произведение своего гения, но, приблизившись к реке, встал как вкопанный. Произошел
новый бред. Луга обнажились; остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз по течению, а река журчала и двигалась в своих
берегах, точь-в-точь как за день тому назад.
Вот как ты
бережешь покой барина: расстроил совсем и лишил меня какой-нибудь
новой, полезной мысли.
Райский провел уже несколько таких дней и ночей, и еще больше предстояло ему провести их под этой кровлей, между огородом, цветником, старым, запущенным садом и рощей, между
новым, полным жизни, уютным домиком и старым, полинявшим, частию с обвалившейся штукатуркой домом, в полях, на
берегах, над Волгой, между бабушкой и двумя девочками, между Леонтьем и Титом Никонычем.