Неточные совпадения
Многие оправдываются тем, что они
не имеют между моряками знакомых и оттого затрудняются сделать визит на корабль,
не зная, как «моряки
примут».
Еще они могли бы тоже
принять в свой язык нашу пословицу:
не красна изба углами, а красна пирогами, если б у них были пироги, а то нет; пирожное они подают, кажется, в подражание другим: это стереотипный яблочный пирог да яичница с вареньем и крем без сахара или что-то в этом роде.
Не видать, чтоб они наслаждались тем, что пришли смотреть; они осматривают, как будто
принимают движимое имущество по описи: взглянут, там ли повешено, такой ли величины, как напечатано или сказано им, и идут дальше.
Мы уж «вытянулись» на рейд: подуй N или NO, и в полчаса мы поднимем крылья и вступим в океан, да он
не готов, видно,
принять нас; он как будто углаживает нам путь вестовыми ветрами.
Краюха падает в мешок, окошко захлопывается. Нищий, крестясь, идет к следующей избе: тот же стук, те же слова и такая же краюха падает в суму. И сколько бы ни прошло старцев, богомольцев, убогих, калек, перед каждым отодвигается крошечное окно, каждый услышит: «
Прими, Христа ради», загорелая рука
не устает высовываться, краюха хлеба неизбежно падает в каждую подставленную суму.
Но как весь привоз товаров в колонию простирался на сумму около 1 1/2 миллиона фунт. ст., и именно: в 1851 году через Капштат, Саймонстоун, порты Елизабет и Восточный Лондон привезено товаров на 1 277 045 фунт. ст., в 1852 г. на 1 675 686 фунт. ст., а вывезено через те же места в 1851 г. на 637 282, в 1852 г. на 651 483 фунт. ст., и таможенный годовой доход составлял в 1849 г. 84 256, в 1850 г. 102 173 и 1851 г. 111 260 фунт. ст., то нельзя и из этого заключить, чтобы англичане чересчур эгоистически заботились о своих выгодах, особенно если
принять в соображение, что большая половина товаров привозится
не на английских, а на иностранных судах.
Губернатор стал
принимать сильные меры, но
не хотел, однако ж, первый начинать неприязненных действий.
Ужин, благодаря двойным стараниям Бена и барона, был если
не отличный, то обильный. Ростбиф, бифштекс, ветчина, куры, утки, баранина, с приправой горчиц, перцев, сой, пикулей и других отрав, которые страшно употребить и наружно, в виде пластырей, и которые англичане
принимают внутрь, совсем загромоздили стол, так что виноград, фиги и миндаль стояли на особом столе. Было весело. Бен много рассказывал, барон много ел, мы много слушали, Зеленый после десерта много дремал.
Вечером в тот день, то есть когда японцы
приняли письмо, они, по обещанию, приехали сказать, что «отдали письмо», в чем мы, впрочем, нисколько
не сомневались.
Дня через три приехали опять гокейнсы, то есть один Баба и другой, по обыкновению новый, смотреть фрегат. Они пожелали видеть адмирала, объявив, что привезли ответ губернатора на письма от адмирала и из Петербурга. Баниосы передали, что его превосходительство «увидел письмо с удовольствием и хорошо понял» и что постарается все исполнить.
Принять адмирала он, без позволения,
не смеет, но что послал уже курьера в Едо и ответ надеется получить скоро.
Мы обрадовались, и адмирал
принял предложение, а транспорт все-таки послал, потому что быков у японцев бить запрещено как полезный рабочий скот и они мяса
не едят, а все рыбу и птиц, поэтому мы говядины достать в Японии
не могли.
А! значит, получен ответ из Едо, хотя они и говорят, что нет: лгут, иначе
не смели бы рассуждать о церемониале,
не зная,
примут ли нас.
В бумаге заключалось согласие горочью
принять письмо. Только было, на вопрос адмирала, я разинул рот отвечать, как губернатор взял другую бумагу, таким же порядком прочел ее; тот же старик, секретарь, взял и передал ее, с теми же церемониями, Кичибе. В этой второй бумаге сказано было, что «письмо будет принято, но что скорого ответа на него быть
не может».
Нет: с такими понятиями о катанье
не советую вам
принимать приглашения покататься с моряком: это все равно, если б вас посадили верхом на бешеную лошадь да предложили прогуляться.
Губернатор, узнав, что мы отказываемся
принять и другое место, отвечал, что больше у него нет никаких, что указанное нами принадлежит князю Омуре, на которое он
не имеет прав. Оба губернатора после всего этого успокоились: они объявили нам, что полномочные назначены, место отводят, следовательно, если мы и за этим за всем уходим, то они уж
не виноваты.
«
Не может быть: отчего же он такой черный?» Попробовал — в самом деле та же микстура, которую я, под видом чая,
принимал в Лондоне, потом в Капштате.
Китайцы обрадовались первой и незаметно
принимают вторую, которая ни в чем им
не мешает.
Им заметили, что уж раз было отказано в принятии подарка, потому что губернатор
не хотел сам
принимать от нас ничего.
На последнее полномочные сказали, что дадут знать о салюте за день до своего приезда. Но адмирал решил,
не дожидаясь ответа о том,
примут ли они салют себе, салютовать своему флагу, как только наши катера отвалят от фрегата. То-то будет переполох у них! Все остальное будет по-прежнему, то есть суда расцветятся флагами, люди станут по реям и — так далее.
Ему отвечали сначала шуткой, потом заметили, что они сами
не сказали ничего решительного о том,
принимают ли наш салют или нет, оттого мы, думая, что они
примут его, салютовали и себе.
Оно тем более замечательно, что подарок сделан, конечно, с согласия и даже по повелению правительства, без воли которого ни один японец, кто бы он ни был, ни
принять, ни дать ничего
не смеет.
«Их превосходительства, Тсутсуй и Кавадзи, просят вас и Посьета
принять по маленькому подарку…» Эйноске
не дал ему кончить и увел в столовую.
Адмирал хотел отдать визит напакианскому губернатору, но он у себя
принять не мог, а дал знать, что
примет, если угодно, в правительственном доме. Он отговаривался тем, что у них частные сношения с иностранцами запрещены. Этим же объясняется, почему
не хотел
принять нас и нагасакский губернатор иначе как в казенном доме.
В гостиницу пришли обедать Кармена, Абелло, адъютант губернатора и много других. Абелло, от имени своей матери, изъявил сожаление, что она, по незнанию никакого другого языка, кроме испанского,
не могла
принять нас как следует. Он сказал, что она ожидает нас опять, просит считать ее дом своим и т. д.
А провожатый мой все шептал мне, отворотясь в сторону, что надо прийти «прямо и просто», а куда — все
не говорил, прибавил только свое: «Je vous parle franchement, vous comprenez?» — «Да
не надо ли подарить кого-нибудь?» — сказал я ему наконец, выведенный из терпения. «Non, non, — сильно заговорил он, — но вы знаете сами, злоупотребления, строгости… но это ничего; вы можете все достать… вас
принимал у себя губернатор — оно так, я видел вас там; но все-таки надо прийти… просто: vous comprenez?» — «Я приду сюда вечером, — сказал я решительно, устав слушать эту болтовню, — и надеюсь найти сигары всех сортов…» — «Кроме первого сорта гаванской свертки», — прибавил чиновник и сказал что-то тагалу по-испански…
Индийцы
приняли морские сухари за камни, шпагу — за хвост, трубку с табаком — за огонь, а носы — за носы тоже, только длинные:
не оттого, что у испанцев носы были особенно длинны, а оттого, что последние у самих индийцев чересчур коротки и плоски.
У одной только и есть, что голова, а рот такой, что комар
не пролезет; у другой одно брюхо, третья вся состоит из спины, четвертая в каких-то шипах, у иной глаза посреди тела, в равном расстоянии от хвоста и рта; другую
примешь с первого взгляда за кожаный портмоне и т. д.
Совершенно как у японцев; но им отвечали, что чрез два дня мы уйдем и потому угощения их
принять не можем.
Но ему объявили, что провизию мы желаем получать по-прежнему, то есть с платою, чрез голландцев, а если прямо от японцев, то
не иначе как чтоб и они
принимали каждый раз равноценные подарки.
Нечего было делать: его превосходительство прислал сказать, что переводчики перепутали — это обыкновенная их отговорка, когда они попробуют какую-нибудь меру и она
не удастся, — что он согласен на доставку провизии голландцами по-прежнему и просит только
принять некоторое количество ее в подарок, за который он готов взять контр-презент.
Третьего дня наши ездили в речку и видели там какого-то начальника, который приехал верхом с музыкантами. Его потчевали чаем, хотели подарить сукна, но он, поблагодарив, отказался, сказав, что
не смеет
принять без разрешения высшего начальства, что у них законы строги и по этим законам
не должно брать подарков.
Не могу нахвалиться расторопностью и радушием здешних ямщиков: они
не знают, как
принять проезжего, где посадить, и угощают, чем богаты, — сальной свечкой, лучиной, скамьей.
Повозка остановилась у хорошенького домика. Я послал спросить, можно ли остановиться часа на два погреться? Можно. И меня
приняли, сейчас угостили чаем и завтраком — и опять ничего
не хотели брать.
От слободы Качуги пошла дорога степью; с Леной я распрощался. Снегу было так мало, что он
не покрыл траву; лошади паслись и щипали ее, как весной. На последней станции все горы; но я ехал ночью и
не видал Иркутска с Веселой горы. Хотел было доехать бодро, но в дороге сон неодолим. Какое неловкое положение ни
примите, как ни сядьте, задайте себе урок
не заснуть, пугайте себя всякими опасностями — и все-таки заснете и проснетесь, когда экипаж остановится у следующей станции.
Но и наши
не оставались в долгу. В то самое время, когда фрегат крутило и било об дно, на него нанесло напором воды две джонки. С одной из них сняли с большим трудом и
приняли на фрегат двух японцев, которые неохотно дали себя спасти, под влиянием строгого еще тогда запрещения от правительства сноситься с иноземцами. Третий товарищ их решительно побоялся, по этой причине, последовать примеру первых двух и тотчас же погиб вместе с джонкой. Сняли также с плывшей мимо крыши дома старуху.
Из донесений известно, что наши плаватели разделились на три отряда: один отправился на нанятом американском судне к устьям Амура, другой на бременском судне был встречен английским военным судном. Но англичане
приняли наших
не за военнопленных, а за претерпевших кораблекрушение и...