У него было то же враждебное чувство к книгам, как и у берегового моего слуги: оба они
не любили предмета, за которым надо было ухаживать с особенным тщанием, а чуть неосторожно поступишь, так, того и гляди, разорвешь.
В Японии, напротив, еще до сих пор скоро дела не делаются и
не любят даже тех, кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три добрые четверти часа езды. Японцы часто к нам ездят: ну что бы пригласить нас стать у города, чтоб самим не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо спросить у верховного совета, верховный совет спросит у сиогуна, а тот пошлет к микадо.
Неточные совпадения
Но, может быть, это все равно для блага целого человечества:
любить добро за его безусловное изящество и быть честным, добрым и справедливым — даром, без всякой цели, и
не уметь нигде и никогда
не быть таким или быть добродетельным по машине, по таблицам, по востребованию? Казалось бы, все равно, но отчего же это противно?
Не все ли равно, что статую изваял Фидий, Канова или машина? — можно бы спросить…
Небо и море серые. А ведь это уж испанское небо! Мы были в 30-х градусах ‹северной› широты. Мы так были заняты, что и
не заметили, как миновали Францию, а теперь огибали Испанию и Португалию. Я, от нечего делать,
любил уноситься мысленно на берега, мимо которых мы шли и которых
не видали.
Вы
любите вопрошать у самой природы о ее тайнах: вы смотрите на нее глазами и поэта, и ученого… в 110 солнце осталось уже над нашей головой и
не пошло к югу.
«Что же в ней особенного? — говорите вы, с удивлением всматриваясь в женщину, — она проста, скромна, ничем
не отличается…» Всматриваетесь долго-долго и вдруг чувствуете, что
любите уже ее страстно!
Стоят на ногах они неуклюже, опустившись корпусом на коленки, и большею частью смотрят сонно, вяло: видно, что их ничто
не волнует, что нет в этой массе людей постоянной идеи и цели, какая должна быть в мыслящей толпе, что они едят, спят и больше ничего
не делают, что привыкли к этой жизни и
любят ее.
Все были в восторге, когда мы объявили, что покидаем Нагасаки; только Кичибе был ни скучнее, ни веселее других. Он переводил вопросы и ответы, сам ничего
не спрашивая и
не интересуясь ничем. Он как-то сказал на вопрос Посьета, почему он
не учится английскому языку, что жалеет, зачем выучился и по-голландски. «Отчего?» — «Я
люблю, — говорит, — ничего
не делать, лежать на боку».
Советует еще
не потчевать китайцев образчиками, с обещанием, если понравится товар, привезти в другой раз: «Китайцы, — говорит он, —
любят, увидевши вещь, купить тотчас же, если она приходится по вкусу».
Первому особенно — беда: «
Люблю лежать и ничего
не делать!» — твердит он.
Отвращения они к нему
не имеют, напротив, очень
любят, а
не едят только потому, что
не велено, за недостатком скота, который употребляется на работы.
К десерту подали бананы; некоторые
любят их, некоторые
любят их, я
не могу есть: они мучнисты, приторны, напоминают немного пряники на сусле.
Сегодня я проехал мимо полыньи: несмотря на лютый мороз, вода
не мерзнет, и облако черного пара, как дым, клубится над ней. Лошади храпят и пятятся. Ямщик франт попался, в дохе, в шапке с кистью, и везет плохо. Лицо у него нерусское. Вообще здесь смесь в народе. Жители по Лене состоят и из крестьян, и из сосланных на поселение из разных наций и сословий; между ними есть и жиды, и поляки, есть и из якутов. Жидов здесь
любят: они торгуют, дают движение краю.
Такое состояние духа очень наивно, но верно выразила мне одна француженка, во Франции, на морском берегу, во время сильнейшей грозы, в своем ответе на мой вопрос,
любит ли она грозу? «Oh, monsieur, c’est ma passion, — восторженно сказала она, — mais… pendant l’orage je suis toujours mal а mon aise!» [«О сударь, это моя страсть.. но… во время грозы мне всегда
не по себе!» — фр.]
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже — я
не люблю людей двуличных. Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я бы, признаюсь, больше бы ничего и не требовал, как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, —
люблю хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом,
не правда ли?
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами!
не дадите ни слова поговорить о деле. Ну что, друг, как твой барин?.. строг?
любит этак распекать или нет?
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и деньгу тоже
любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Хлестаков. По моему мнению, что нужно? Нужно только, чтобы тебя уважали,
любили искренне, —
не правда ли?
Не так ли, благодетели?» // — Так! — отвечали странники, // А про себя подумали: // «Колом сбивал их, что ли, ты // Молиться в барский дом?..» // «Зато, скажу
не хвастая, //
Любил меня мужик!