Неточные совпадения
«Я понял бы ваши слезы, если б это были слезы зависти, — сказал я, — если б вам было жаль, что на мою, а
не на вашу долю выпадает быть там, где из нас почти никто
не бывает, видеть чудеса, о которых
здесь и мечтать трудно, что мне открывается вся великая книга, из которой едва кое-кому удается прочесть первую страницу…» Я говорил ей хорошим слогом.
Мы вошли в Зунд;
здесь не видавшему никогда ничего, кроме наших ровных степных местностей, в первый раз являются в тумане картины гор, желтых, лиловых, серых, смотря по освещению солнца и расстоянию.
Здесь прилагаю два письма к вам, которые я
не послал из Англии, в надежде, что со временем успею дополнить их наблюдениями над тем, что видел и слышал в Англии, и привести все в систематический порядок, чтобы представить вам удовлетворительный результат двухмесячного пребывания нашего в Англии.
Зато тут другие двигатели
не дают дремать организму: бури, лишения, опасности, ужас, может быть, отчаяние, наконец следует смерть, которая везде следует;
здесь только быстрее, нежели где-нибудь.
Здесь уже я видел
не мумии и
не чучелы животных, как в музеуме, а живую тварь, собранную со всего мира.
Последняя
не бросается
здесь в глаза.
Так называемого простого или, еще хуже, «черного» народа
не видать, потому что он
здесь —
не черный: мужик в плисовой куртке и панталонах, в белой рубашке вовсе
не покажется мужиком.
Французы и
здесь выказывают неприятные черты своего характера: они нахальны и грубоваты. Слуга-француз протянет руку за шиллингом, едва скажет «merci», и тут же
не поднимет уроненного платка,
не подаст пальто. Англичанин все это сделает.
Здесь кузнец
не займется слесарным делом, оттого он первый кузнец в мире.
Кажется, женщины в Англии — единственный предмет, который пощадило практическое направление. Они властвуют
здесь и, если и бывают предметом спекуляций, как, например, мистрис Домби, то
не более, как в других местах.
«
Не может быть, чтоб
здесь были киты!» — сказал я.
Мы остановились
здесь только затем, чтоб взять живых быков и зелени, поэтому и решено было на якорь
не становиться, а держаться на парусах в течение дня; следовательно, остановка предполагалась кратковременная, и мы поспешили воспользоваться ею.
Шлюпки
не пристают
здесь, а выскакивают с бурунами на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны, идут в воду и тащат шлюпку до сухого места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти бегом бросились на берег по площади, к ряду домов и к бульвару, который упирается в море.
Грязи
здесь, под этим солнцем, быть
не может.
По словам консула,
здесь никогда более трех дней дурной погоды
не бывает, и то немного вспрыснет дождь, прогремит гром — и снова солнце заиграет над островом.
Оссиановской, сырой и туманной, погоды
здесь не бывает.
Кажется, ни за что
не умрешь в этом целебном, полном неги воздухе, в теплой атмосфере, то есть
не умрешь от болезни, а от старости разве, и то когда заживешь чужой век. Однако
здесь оканчивает жизнь дочь бразильской императрицы, сестра царствующего императора. Но она прибегла к целительности здешнего воздуха уже в последней крайности, как прибегают к первому знаменитому врачу — поздно: с часу на час ожидают ее кончины.
Но пора кончить это письмо… Как? что?.. А что ж о Мадере: об управлении города, о местных властях, о числе жителей, о количестве выделываемого вина, о торговле: цифры, факты — где же все? Вправе ли вы требовать этого от меня? Ведь вы просили писать вам о том, что я сам увижу, а
не то, что написано в ведомостях, таблицах, календарях.
Здесь все, что я видел в течение 10-ти или 12-ти часов пребывания на Мадере. Жителей всех я
не видел, властей тоже и даже
не успел хорошенько посетить ни одного виноградника.
Канарские острова!» — «Как же вы
не видите?» — «Что ж делать, если
здесь облака похожи на берега, а берега на облака.
Море…
Здесь я в первый раз понял, что значит «синее» море, а до сих пор я знал об этом только от поэтов, в том числе и от вас. Синий цвет там, у нас, на севере, — праздничный наряд моря. Там есть у него другие цвета, в Балтийском, например, желтый, в других морях зеленый, так называемый аквамаринный. Вот наконец я вижу и синее море, какого вы
не видали никогда.
Мы
не заметили, как северный, гнавший нас до Мадеры ветер слился с пассатом, и когда мы убедились, что этот ветер
не случайность, а настоящий пассат и что мы уже его
не потеряем, то адмирал решил остановиться на островах Зеленого Мыса, в пятистах верстах от африканского материка, и именно на о. С.-Яго, в Порто-Прайя, чтобы пополнить свежие припасы. Порт очень удобен для якорной стоянки.
Здесь застали мы два американские корвета да одну шкуну, отправляющиеся в Японию же, к эскадре коммодора Перри.
Нужды нет, что вы в первый раз
здесь, но вы видите, что это
не временный отдых, награда деятельности, но покой мертвый, непробуждающийся, что картина эта никогда
не меняется.
Приезжайте через год, вы, конечно, увидите тот же песок, те же пальмы счетом, валяющихся в песке негров и негритянок, те же шалаши, то же голубое небо с белым отблеском пламени, которое мертвит и жжет все, что
не прячется где-нибудь в ущелье, в тени утесов, когда нет дождя, а его
не бывает
здесь иногда по нескольку лет сряду.
Бесконечные воды расстилаются
здесь, как бесконечные пески той же Африки, через которые торопливо крадется караван, боясь, чтобы жажда
не застигла его в безводном пространстве.
Здесь также нет пристани, как и на Мадере, шлюпка
не подходит к берегу, а остается на песчаной мели, шагов за пятнадцать до сухого места.
Однако ж кое-как мы поняли из нескольких по временам вырывавшихся у нее французских слов, что она привезена сюда из Лисабона и еще
не замужем, живет
здесь с родственниками.
Хотя погода была жаркая, но уже
не летняя
здесь.
Здесь, как в Лондоне и Петербурге, домы стоят так близко, что
не разберешь, один это или два дома; но город очень чист, смотрит так бодро, весело, живо и промышленно. Особенно любовался я пестрым народонаселением.
В Англии он казался мне дурен, а
здесь ни на что
не похож.
И
здесь, как там, вы
не обязаны купленный товар брать с собою: вам принесут его на дом.
По-английски большинство нашей публики почти
не читает, между тем в Англии, а еще более
здесь, в Капе, описание Капа и его колонии образует почти целую особую литературу.
Если прибегнешь за справками к путешественникам, найдешь у каждого ту же разноголосицу показаний, и все они верны, каждое своему моменту, именно моменту, потому что
здесь все изменяется
не по дням, а по часам.
Не сживаюсь я с этими противоположностями: все мне кажется, что теперь весна, а
здесь готовятся к зиме, то есть к дождям и ветрам, говорят, что фрукты отошли, кроме винограда, все.
«Молодая колония», — я сказал: да, потому что лет каких-нибудь тридцать назад
здесь ни о дорогах, ни о страховых компаниях, ни об улучшении быта черных
не думали.
«В прошедший раз ее
не было
здесь», — продолжал он ворчать и, озабоченный, шибче погнал лошадей.
— «Шесть миль занимает, — отвечал Вандик, — мы
здесь остановимся, — продолжал он, как будто на мой прежний вопрос, — и я сбегаю узнать, чья это лошадь ходит там на лугу: я ее
не видал никогда».
Здесь делают также карты, то есть дорожные капские экипажи, в каких и мы ехали. Я видел щегольски отделанные,
не уступающие городским каретам. Вандик купил себе новый карт, кажется, за сорок фунтов. Тот, в котором мы ехали, еле-еле держался. Он сам
не раз изъявлял опасение, чтоб он
не развалился где-нибудь на косогоре. Однако ж он в новом нас
не повез.
Весело и бодро мчались мы под теплыми, но
не жгучими лучами вечернего солнца и на закате, вдруг прямо из кустов, въехали в Веллингтон. Это местечко построено в яме, тесно, бедно и неправильно. С сотню голландских домиков, мазанок, разбросано между кустами, дубами, огородами, виноградниками и полями с маисом и другого рода хлебом.
Здесь более, нежели где-нибудь, живет черных. Проехали мы через какой-то переулок, узенький, огороженный плетнем и кустами кактусов и алоэ, и выехали на большую улицу.
Хотя горы были еще невысоки, но чем более мы поднимались на них, тем заметно становилось свежее. Легко и отрадно было дышать этим тонким, прохладным воздухом. Там и солнце ярко сияло, но
не пекло. Наконец мы остановились на одной площадке. «
Здесь высота над морем около 2000 футов», — сказал Бен и пригласил выйти из экипажей.
«Напрасно мы
не закусили
здесь! — говорил барон, — ведь с нами есть мясо, куры…» Но мы уже ехали дальше.
Вдобавок к этому дорога
здесь была сделана пока только для одного экипажа; охранительных каменьев по сторонам
не было, и лошади шли по самой окраине.
«Волки —
здесь? быть
не может!
Я хотел было заснуть, но вдруг мне пришло в голову сомнение: ведь мы в Африке;
здесь вон и деревья, и скот, и люди, даже лягушки
не такие, как у нас; может быть, чего доброго, и мыши
не такие: может быть, они…
Здесь нет золота, и толпа
не хлынет сюда, как в Калифорнию и Австралию.
Здесь пока, до начала горы, растительность была скудная, и дачи, с опаленною кругом травою и тощими кустами, смотрели жалко. Они с закрытыми своими жалюзи, как будто с закрытыми глазами, жмурились от солнца. Кругом немногие деревья и цветники, неудачная претензия на сад, делали эту наготу еще разительнее. Только одни исполинские кусты алоэ, вдвое выше человеческого роста,
не боялись солнца и далеко раскидывали свои сочные и колючие листья.
Получив желаемое, я ушел к себе, и только сел за стол писать, как вдруг слышу голос отца Аввакума, который, чистейшим русским языком, кричит: «Нет ли
здесь воды, нет ли
здесь воды?» Сначала я
не обратил внимания на этот крик, но, вспомнив, что, кроме меня и натуралиста, в городе русских никого
не было, я стал вслушиваться внимательнее.
Право, глядя на эти леса,
не поверишь, чтоб случай играл
здесь группировкой деревьев.
Мы раскланялись, спросили друг друга, кажется, о здоровье (о погоде
здесь не разговаривают), о цели путешествия и разошлись.
Долго ли англичане владели Явой и как давно, а до сих пор след их
не пропадает
здесь!
Это волшебное представление, роскошное, обаятельное пиршество, над которым, кажется, все искусства истощили свои средства, а
здесь и признаков искусства
не было.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер
здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Осип. Да так. Бог с ними со всеми! Погуляли
здесь два денька — ну и довольно. Что с ними долго связываться? Плюньте на них!
не ровен час, какой-нибудь другой наедет… ей-богу, Иван Александрович! А лошади тут славные — так бы закатили!..
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я
не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы
не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу
здесь, что у меня нет ни копейки.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде
не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы
здесь: ночь
не спишь, стараешься для отечества,
не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте
не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела
не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас
здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.