Неточные совпадения
Скорей же, скорей в
путь! Поэзия дальних странствий исчезает не
по дням, а
по часам. Мы, может быть, последние путешественники, в смысле аргонавтов:
на нас еще,
по возвращении, взглянут с участием и завистью.
Казалось, все страхи, как мечты, улеглись: вперед манил простор и ряд неиспытанных наслаждений. Грудь дышала свободно, навстречу веяло уже югом, манили голубые небеса и воды. Но вдруг за этою перспективой возникало опять грозное привидение и росло
по мере того, как я вдавался в
путь. Это привидение была мысль: какая обязанность лежит
на грамотном путешественнике перед соотечественниками, перед обществом, которое следит за плавателями?
Голландцы,
на пути в Индию и оттуда, начали заходить
на мыс и выменивали у жителей провизию. Потом уже голландская Ост-Индская компания,
по предложению врача фон Рибека, заняла Столовую бухту.
Чрез полчаса стол опустошен был до основания. Вино было старый фронтиньяк, отличное. «Что это, — ворчал барон, — даже ни цыпленка! Охота таскаться
по этаким местам!» Мы распрощались с гостеприимными, молчаливыми хозяевами и с смеющимся доктором. «Я надеюсь с вами увидеться, — кричал доктор, — если не
на возвратном
пути, так я приеду в Саймонстоун: там у меня служит брат, мы вместе поедем
на самый мыс смотреть соль в горах, которая там открылась».
По этим горам брошены другие, меньшие горы; они, упав, раздробились, рассыпались и покатились в пропасти, но вдруг будто были остановлены
на пути и повисли над бездной.
«Ух, уф, ах, ох!» — раздавалось
по мере того, как каждый из нас вылезал из экипажа. Отель этот был лучше всех, которые мы видели, как и сам Устер лучше всех местечек и городов
по нашему
пути. В гостиной, куда входишь прямо с площадки, было все чисто, как у порядочно живущего частного человека: прекрасная новая мебель, крашеные полы, круглый стол,
на нем два большие бронзовые канделябра и ваза с букетом цветов.
Пошли налево: нам преградила
путь речка и какой-то павильон;
на другой стороне мелькали огни, освещавшие, по-видимому, ряды лавок.
Наши съезжали сегодня
на здешний берег, были в деревне у китайцев, хотели купить рыбы, но те сказали, что и настоящий и будущий улов проданы. Невесело, однако, здесь. Впрочем, давно не было весело: наш
путь лежал или
по английским портам, или у таких берегов,
на которые выйти нельзя, как в Японии, или незачем, как здесь например.
Часов с шести вечера вдруг заштилело, и мы вместо 11 и 12 узлов тащимся
по 11/2 узла. Здесь мудреные места: то буря, даже ураган, то штиль. Почти все мореплаватели испытывали остановку
на этом
пути; а кто-то из наших от Баши до Манилы шел девять суток: это каких-нибудь четыреста пятьдесят миль. Нам остается миль триста. Мы думали было послезавтра прийти, а вот…
Смысл этих таинственных речей был, кажется, тот, что все количество заготовляемых
на фабрике сигар быстро расходится официальным
путем по купеческим конторам, оптом, и в магазин почти не поступает; что туземцы курят чируты, и потому трудно достать готовые сигары высших сортов.
Тут она собрала все силы и начала изгибаться и хлестать хвостом
по воздуху, о корму, о висевшую у кормы шлюпку, обо все, что было
на пути.
Плавание
по Охотскому морю. — Китолов. — Петровское зимовье. — Аянские утесы и рейд. — Сборы в
путь. — Верховая езда. — Восхождение
на Джукджур. — Горы и болота. — Нелькан и река Мая. — Якуты и русские поселенцы. — Опять верхом. — Леса и болота. — Юрты. — Телеги.
Шкуна «Восток», с своим, как стрелы, тонким и стройным рангоутом, покачивалась, стоя
на якоре, между крутыми, но зелеными берегами Амура, а мы гуляли
по прибрежному песку, чертили
на нем прутиком фигуры, лениво посматривали
на шкуну и праздно ждали, когда скажут нам трогаться в
путь, сделать последний шаг огромного пройденного
пути: остается всего каких-нибудь пятьсот верст до Аяна, первого пристанища
на берегах Сибири.
«Сохрани вас Боже! — закричал один бывалый человек, — жизнь проклянете! Я десять раз ездил
по этой дороге и знаю этот
путь как свои пять пальцев. И полверсты не проедете, бросите. Вообразите, грязь, брод; передняя лошадь ушла
по пояс в воду, а задняя еще не сошла с пригорка, или наоборот. Не то так передняя вскакивает
на мост, а задняя задерживает: вы-то в каком положении в это время? Между тем придется ехать
по ущельям,
по лесу,
по тропинкам, где качка не пройдет. Мученье!»
Я писал вам, что упавшая у нас
на Джукджуре, или Зукзуре, якутском или тунгусском Монблане, одной из гор Станового хребта, вьючная лошадь перебила наш запас вина (так нам донесли наши люди), и мы совершили
путь этот,
по образу древних, очень патриархально, довольствуясь водой.
«Можно разведать, — продолжал он, — есть ли жители
по пути или
по сторонам, и уговориться с ними о доставке
на будущее время оленей…» — «А далеко ли могут доставлять оленей?» — спросил я.
Впрочем, обе приведенные книги, «Поездка в Якутск» и «Отрывки о Сибири», дают,
по возможности, удовлетворительное понятие о здешних местах и вполне заслуживают того одобрения, которым наградила их публика. Первая из них дала два, а может быть, и более изданий. Рекомендую вам обе, если б вы захотели узнать что-нибудь больше и вернее об этом отдаленном уголке, о котором я как проезжий, встретивший нечаянно остановку
на пути и имевший неделю-другую досуга, мог написать только этот бледный очерк.
Неточные совпадения
В какой-то дикой задумчивости бродил он
по улицам, заложив руки за спину и бормоча под нос невнятные слова.
На пути встречались ему обыватели, одетые в самые разнообразные лохмотья, и кланялись в пояс. Перед некоторыми он останавливался, вперял непонятливый взор в лохмотья и произносил:
Легко было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными
путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались
по домам и громко сетовали
на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать, как внимание их было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Градоначальник этот важен не столько как прямой деятель, сколько как первый зачинатель
на том мирном
пути,
по которому чуть-чуть было не пошла глуповская цивилизация.
Но Прыщ был совершенно искренен в своих заявлениях и твердо решился следовать
по избранному
пути. Прекратив все дела, он ходил
по гостям, принимал обеды и балы и даже завел стаю борзых и гончих собак, с которыми травил
на городском выгоне зайцев, лисиц, а однажды заполевал [Заполева́ть — добыть
на охоте.] очень хорошенькую мещаночку. Не без иронии отзывался он о своем предместнике, томившемся в то время в заточении.
И я удивлялся, что, несмотря
на самое большое напряжение мысли
по этому
пути, мне всё-таки не открывается смысл жизни, смысл моих побуждений и стремлений.