Неточные совпадения
Наконец объяснилось, что Мотыгин вздумал «поиграть» с портсмутской леди, продающей рыбу. Это все равно что поиграть с волчицей
в лесу: она отвечала градом кулачных ударов,
из которых один попал
в глаз. Но и матрос
в своем
роде тоже не овца: оттого эта волчья ласка была для Мотыгина не больше, как сарказм какой-нибудь барыни на неуместную любезность франта. Но Фаддеев утешается этим еще до сих пор, хотя синее пятно на глазу Мотыгина уже пожелтело.
«Успеешь, ваше высокоблагородие, — отвечал он, — вот — на, прежде умойся!» Я боялся улыбнуться: мне жаль было портить это костромское простодушие европейской цивилизацией, тем более что мы уже и вышли
из Европы и подходили… к Костроме,
в своем
роде.
Правда, я пил
в Петербурге однажды вино, привезенное
в подарок отсюда же, превосходное, но другого
рода,
из сладких вин, известное под названием мальвази-мадеры.
Последние вели кочевую жизнь и,
в эпоху основания колонии, прикочевали с севера к востоку, к реке Кей, под предводительством знаменитого вождя Тогу (Toguh), от которого многие последующие вожди и, между прочим, известнейшие
из них, Гаика и Гинца, ведут свой
род.
Весело и бодро мчались мы под теплыми, но не жгучими лучами вечернего солнца и на закате, вдруг прямо
из кустов, въехали
в Веллингтон. Это местечко построено
в яме, тесно, бедно и неправильно. С сотню голландских домиков, мазанок, разбросано между кустами, дубами, огородами, виноградниками и полями с маисом и другого
рода хлебом. Здесь более, нежели где-нибудь, живет черных. Проехали мы через какой-то переулок, узенький, огороженный плетнем и кустами кактусов и алоэ, и выехали на большую улицу.
Он
из немцев, по имени Вейнерт, жил долго
в Москве
в качестве учителя музыки или что-то
в этом
роде, получил за службу пенсион и удалился, по болезни, сначала куда-то
в Германию, потом на мыс Доброй Надежды, ради климата.
Наконец мне стало легче, и я поехал
в Сингапур с несколькими спутниками. Здесь есть громкое коммерческое имя Вампоа.
В Кантоне так называется бухта или верфь; оттуда ли
родом сингапурский купец — не знаю, только и его зовут Вампоа. Он уж лет двадцать как выехал
из Китая и поселился здесь. Он не может воротиться домой, не заплатив… взятки. Да едва ли теперь есть у него и охота к тому. У него богатые магазины, домы и великолепная вилла; у него наши запасались всем; к нему же
в лавку отправились и мы.
Одни утверждают, что у китайцев вовсе нет чистого вкуса, что они насилуют природу, устраивая у себя
в садах миньятюрные горы, озера, скалы, что давно признано смешным и уродливым; а один
из наших спутников, проживший десять лет
в Пекине, сказывал, что китайцы, напротив, вернее всех понимают искусство садоводства, что они прорывают скалы, дают по произволу течение ручьям и устраивают все то, о чем сказано, но не
в таких жалких, а, напротив, грандиозных размерах и что пекинские богдыханские сады представляют неподражаемый образец
в этом
роде.
Конфекты были — тертый горошек с сахарным песком, опять морковь, кажется, да еще что-то
в этом
роде, потом разные подобия рыбы, яблока и т. п., все
из красного и белого риса.
Удобрение это состоит
из всякого
рода нечистот, которые сливаются
в особые места, гниют, и потом, при посевах, ими поливают поля, как я видел
в Китае.
Неточные совпадения
Скотинин. Да с ним на
роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной
в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его
из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
"Была
в то время, — так начинает он свое повествование, —
в одном
из городских храмов картина, изображавшая мучения грешников
в присутствии врага
рода человеческого.
Долго раздумывал он, кому
из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли — на том основании, что «Орел да Кромы — первые воры», — или шуянину — на том основании, что он «
в Питере бывал, на полу сыпал и тут не упал», но наконец предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему
роду «Проломленных Голов».
— Напрасно сделал. Мое писанье — это
в роде тех корзиночек
из резьбы, которые мне продавала бывало Лиза Мерцалова
из острогов. Она заведывала острогами
в этом обществе, — обратилась она к Левину. — И эти несчастные делали чудеса терпения.
Но, несмотря на это, как часто бывает между людьми, избравшими различные
роды деятельности, каждый
из них, хотя, рассуждая, и оправдывал деятельность другого,
в душе презирал ее.