Неточные совпадения
Что за чудо увидеть теперь пальму и банан не на картине, а в натуре, на их родной почве, есть прямо с
дерева гуавы, мангу и ананасы, не
из теплиц, тощие и сухие, а сочные, с римский огурец величиною?
Раза три в год Финский залив и покрывающее его серое небо нарядятся в голубой цвет и млеют, любуясь друг другом, и северный человек, едучи
из Петербурга в Петергоф, не насмотрится на редкое «чудо», ликует в непривычном зное, и все заликует:
дерево, цветок и животное.
Ведь это все равно что отрезать вожжи у горячей лошади, а между тем поставят фальшивые мачты
из запасного
дерева — и идут.
Что за странность: экипажи на полозьях
из светлого, кажется ясеневого или пальмового,
дерева; на них места, как в кабриолете.
Из плодов видели фиги, кокосы, много апельсинных
деревьев, но без апельсинов, цветов вовсе почти не видать; мало и насекомых, все по случаю зимы.
В Капштате я увидел в табачном магазине футлярчики для спичек, точеные
из красивого, двухцветного
дерева.
Потолок в комнатах был
из темного
дерева, привозимого с восточного берега,
из порта Наталь.
Остальная половина дороги, начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают в сторону, мили на три от берега, и путь, веселый, оживленный, тянется между рядами дач, одна другой красивее. Въезжаешь в аллею
из кедровых, дубовых
деревьев и тополей: местами
деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден с дороги.
Мы шли по аллее
из каштанов, персиковых и фиговых
деревьев.
А эта…» — говорил он, указывая бичом назад, на луг… «Аппл!» — вдруг крикнул он, видя, что одна
из передних лошадей отвлекается от своей должности, протягивая морду к стоявшим по сторонам дороги
деревьям.
Мы сели на стульях, на дворе, и смотрели, как обезьяна то влезала на
дерево, то старалась схватить которого-нибудь
из бегавших мальчишек или собак.
На сажень от горячего источника струилась из-под
дерева нить воды и тихо пропадала в траве — вот вам и минеральный ключ!
Славное это местечко Винберг! Это большой парк с веселыми, небольшими дачами. Вы едете по аллеям, между дубами, каштанами, тополями. Домики едва выглядывают
из гущи садов и цветников. Это все летние жилища горожан, большею частью англичан-негоциантов. Дорога превосходная, воздух отрадный; сквозь
деревья мелькают вдали пейзажи гор, фермы. Особенно хороша Констанская гора, вся покрытая виноградниками, с фермами, дачами у подошвы. Мы быстро катились по дороге.
На берегу речки росло роскошнейшее
из тропических
деревьев — баниан.
От ветвей вертикально тянутся растительные нити и, врастая в землю, пускают корни,
из которых образуются новые
деревья.
Здесь совсем другое: простор, чистота, прекрасная архитектура домов, совсем закрытых шпалерою
из мелкой, стелющейся, как плющ, зелени с голубыми цветами; две церкви, протестантская и католическая, обнесенные большими дворами, густо засаженными фиговыми, мускатными и другими
деревьями и множеством цветов.
Пища — горсть рису, десерт — ананас, стоящий грош, а если нет гроша, а затем и ананаса, то первый выглянувший из-за чужого забора и ничего не стоящий банан, а нет и этого, так просто поднятый на земле упавший с
дерева мускатный орех.
Кстати о кокосах. Недолго они нравились нам. Если их сорвать с
дерева, еще зеленые, и тотчас пить, то сок прохладен; но когда орех полежит несколько дней, молоко согревается и густеет. В зрелом орехе оно образует внутри скорлупы твердую оболочку, как ядро наших простых орехов. Мы делали
из ядра молоко, как
из миндаля: оно жирно и приторно; так пить нельзя; с чаем и кофе хорошо, как замена сливок.
Роскошь садится на инкрюстированном, золоченом кресле, ест на золоте и на серебре; комфорт требует не золоченого, но мягкого, покойного кресла, хотя и не
из редкого
дерева; для стола он довольствуется фаянсом или, много, фарфором.
При входе сидел претолстый китаец, одетый, как все они, в коленкоровую кофту, в синие шаровары, в туфлях с чрезвычайно высокой замшевой подошвой, так что на ней едва можно ходить, а побежать нет возможности. Голова, разумеется, полуобрита спереди, а сзади коса. Тут был приказчик-англичанин и несколько китайцев. Толстяк и был хозяин. Лавка похожа на магазины целого мира, с прибавлением китайских изделий, лакированных ларчиков, вееров, разных мелочей
из слоновой кости,
из пальмового
дерева, с резьбой и т. п.
Я хотел посмотреть,
из какого
дерева, и спросил одну.
Через довольно высокую башню
из диких, грубо отесанных камней входишь на просторный, обсаженный
деревьями двор.
У подошвы ее, по берегу, толпятся домы, и между ними, как напоказ, выглядывают кое-где пучки банановых листьев, которые сквозят и желтеют от солнечных лучей, да еще видна иногда из-за забора, будто широкая метла, верхушка убитого солнцем
дерева.
Я думал, что исполнится наконец и эта моя мечта — увидеть необитаемый остров; но напрасно: и здесь живут люди, конечно всего человек тридцать разного рода Робинзонов,
из беглых матросов и отставных пиратов,
из которых один до сих пор носит на руке какие-то выжженные порохом знаки прежнего своего достоинства. Они разводят ям, сладкий картофель, таро, ананасы, арбузы. У них есть свиньи, куры, утки. На другом острове они держат коров и быков, потому что на Пиле скот портит
деревья.
Лес состоял
из зонтичной, или веерной, пальмы, которой каждая ветвь похожа на распущенный веер, потом
из капустной пальмы, сердцевина которой вкусом немного напоминает капусту, но мягче и нежнее ее, да еще кардамонов и томанов, как называют эти
деревья жители.
Я смотрел, как
из срубленных и падающих
деревьев выскакивали ящерицы.
Она состояла
из четырех столбов (все красного
дерева), крытых и закрытых со всех сторон сухими пальмовыми листьями.
Мы пошли вверх на холм. Крюднер срубил капустное
дерево, и мы съели впятером всю сердцевину
из него. Дальше было круто идти. Я не пошел: нога не совсем была здорова, и я сел на обрубке, среди бананов и таро, растущего в земле, как морковь или репа. Прочитав, что сандвичане делают
из него poп-poп, я спросил каначку, что это такое. Она тотчас повела меня в свою столовую и показала горшок с какою-то белою кашею, вроде тертого картофеля.
Они вынимали из-за пазухи свой табак, чубуки
из пальмового
дерева с серебряным мундштуком и трубочкой, величиной с половину самого маленького женского наперстка.
Промахнувшись раз, японцы стали слишком осторожны: адмирал сказал, что, в ожидании ответа
из Едо об отведении нам места, надо свезти пока на пустой, лежащий близ нас, камень хронометры для поверки. Об этом вскользь сказали японцам: что же они? на другой день на камне воткнули
дерево, чтоб сделать камень похожим на берег, на который мы обещали не съезжать. Фарсеры!
Утром поздно уже, переспав два раза срок, путешественник вдруг освобождает с трудом голову из-под спуда подушек, вскакивает, с прической а l’imbecile [как у помешанного — фр.], и дико озирается по сторонам, думая: «Что это за
деревья, откуда они взялись и зачем он сам тут?» Очнувшись, шарит около себя, ища картуза, и видит, что в него вместо головы угодила нога, или ощупывает его под собой, а иногда и вовсе не находит.
Он так низмен, что едва возвышается над горизонтом воды и состоит
из серой глины, весь защищен плотинами, из-за которых видны кровли, с загнутыми уголками, и редкие
деревья да борозды полей, и то уж ближе к Шанхаю, а до тех пор кругозор ограничивается едва заметной темной каймой.
Большой, двухэтажный каменный дом, с каменной же верандой или галереей вокруг, с большим широким крыльцом, окружен садом
из тощих миртовых, кипарисных
деревьев, разных кустов и т. п.
Дом американского консула Каннингама, который в то же время и представитель здесь знаменитого американского торгового дома Россель и Ко, один
из лучших в Шанхае. Постройка такого дома обходится ‹в› 50 тысяч долларов. Кругом его парк, или, вернее, двор с
деревьями. Широкая веранда опирается на красивую колоннаду. Летом, должно быть, прохладно: солнце не ударяет в стекла, защищаемые посредством жалюзи. В подъезде, под навесом балкона, стояла большая пушка, направленная на улицу.
Но не все, однако ж, как у нас: boiserie [деревянная обшивка — фр.], например, массивные шкапы, столы и кровати — здешние, образцы китайского искусства,
из превосходного темного
дерева, с мозаическими узорами, мелкой, тонкой работы.
В одном месте нас остановил приятный запах: это была мастерская изделий
из камфарного
дерева.
Мы хотели купить сундуки
из этого
дерева, но не было возможности объясниться с китайцами.
«Да куда-нибудь, хоть налево!» Прямо перед нами был узенький-преузенький переулочек, темный, грязный, откуда, как тараканы
из щели, выходили китайцы, направо большой европейский каменный дом; настежь отворенные ворота вели на чистый двор, с
деревьями, к широкому чистому крыльцу.
Они поставили подносы, вышли на минуту, потом вошли и унесли их: перед нами остались пустые, ничем не накрытые столы, сделанные, нарочно для нас,
из кедрового
дерева.
Они уже тут не могли скрыть своего удовольствия или удивления и ахнули — так хороши были ящики
из дорогого красивого
дерева, с деревянной же мозаикой.
Подняли крышку и увидели в нем еще шестой и последний ящик
из белого лакированного
дерева, тонкой отделки, с окованными серебром углами.
За обедом я взял на минуту веер
из рук Кавадзи посмотреть: простой, пальмового
дерева, обтянутый бумажкой.
Вообще весь рейд усеян мелями и рифами. Беда входить на него без хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе пристани, уперся в глинистый берег. Мы выскочили
из шлюпки и очутились — в саду не в саду и не в лесу, а в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых
деревьев и кустов.
Из наших северных знакомцев было тут немного сосен, а то все новое, у нас невиданное.
Все это покажется похожим на пейзажи — с
деревьями из моху, с стеклянной водой и с бумажными людьми.
Между
деревьями, в самом деле как на картинке, жались хижины, окруженные каменным забором
из кораллов, сложенных так плотно, что любая пушка задумалась бы перед этой крепостью: и это только чтоб оградить какую-нибудь хижину.
В деревне забор был сплошной: на стене, за стеной росли
деревья; из-за них выглядывали цветы.
Глядя на эти коралловые заборы, вы подумаете, что за ними прячутся такие же крепкие каменные домы, — ничего не бывало: там скромно стоят игрушечные домики, крытые черепицей, или бедные хижины, вроде хлевов, крытые рисовой соломой, о трех стенках
из тонкого
дерева, заплетенного бамбуком; четвертой стены нет: одна сторона дома открыта; она задвигается, в случае нужды, рамой, заклеенной бумагой, за неимением стекол; это у зажиточных домов, а у хижин вовсе не задвигается.
Кроме банианов, замечательны вышиной и красотой толстые
деревья,
из волокон которых японцы делают свою писчую бумагу; потом разные породы мирт; изредка видна в саду кокосовая пальма, с орехами, и веерная.
Мы шли в тени сосен, банианов или бледно-зеленых бамбуков,
из которых Посьет выломал тут же себе славную зеленую трость. Бамбуки сменялись выглядывавшим из-за забора бананником, потом строем красивых
деревьев и т. д. «Что это, ячмень, кажется!» — спросил кто-то. В самом деле наш кудрявый ячмень! По террасам, с одной на другую, текли нити воды, орошая посевы риса.
Я, имея надежную опору, не без смеха смотрел, как кто-нибудь
из наших поскользнется, спохватится и начнет упираться по скользкому месту, а другой помчится вдруг по крутизне, напрасно желая остановиться, и бежит до первого большого
дерева, за которое и уцепится.