Неточные совпадения
Нет, не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб
к Рождеству
послать столько-то четвертей родне, «седьмой
воде на киселе», за сто верст, куда уж он
посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще отцом в дом и там воспитанной.
Этому чиновнику
посылают еще сто рублей деньгами
к Пасхе, столько-то раздать у себя в деревне старым слугам, живущим на пенсии, а их много, да мужичкам, которые то ноги отморозили, ездивши по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине, кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что спины не разогнет, у другого темная
вода закрыла глаза.
Шлюпки не пристают здесь, а выскакивают с бурунами на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны,
идут в
воду и тащат шлюпку до сухого места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти бегом бросились на берег по площади,
к ряду домов и
к бульвару, который упирается в море.
Плавание в южном полушарии замедлялось противным зюйд-остовым пассатом; по меридиану уже
идти было нельзя: диагональ отводила нас в сторону, все
к Америке. 6-7 узлов был самый большой ход. «Ну вот вам и лето! — говорил дед, красный, весь в поту, одетый в прюнелевые ботинки, но, по обыкновению, застегнутый на все пуговицы. — Вот и акулы, вот и Южный Крест, вон и «Магеллановы облака» и «Угольные мешки!» Тут уж особенно заметно целыми стаями начали реять над поверхностью
воды летучие рыбы.
И так однажды с марса закричал матрос: «Большая рыба
идет!»
К купальщикам тихо подкрадывалась акула; их всех выгнали из
воды, а акуле сначала бросили бараньи внутренности, которые она мгновенно проглотила, а потом кольнули ее острогой, и она ушла под киль, оставив следом по себе кровавое пятно.
Надо было переправляться вброд; напрасно Вандик понукал лошадей: они не
шли. «Аппл!» — крикнет он, направляя их в
воду, но передние две только коснутся ногами
воды и вдруг возьмут направо или налево,
к берегу.
Одну большую лодку тащили на буксире двадцать небольших с фонарями; шествие сопровождалось неистовыми криками; лодки
шли с островов
к городу; наши,
К. Н. Посьет и Н. Назимов (бывший у нас), поехали на двух шлюпках
к корвету, в проход; в шлюпку Посьета пустили поленом, а в Назимова хотели плеснуть
водой, да не попали — грубая выходка простого народа!
Но баниосы не обрадовались бы, узнавши, что мы
идем в Едо. Им об этом не сказали ни слова. Просили только приехать завтра опять, взять бумаги да подарки губернаторам и переводчикам, еще прислать, как можно больше,
воды и провизии. Они не подозревают, что мы сбираемся продовольствоваться этой провизией — на пути
к Едо! Что-то будет завтра?
Мы
пошли обратно
к городу, по временам останавливаясь и любуясь яркой зеленью посевов и правильно изрезанными полями, засеянными рисом и хлопчатобумажными кустарниками, которые очень некрасивы без бумаги: просто сухие, черные прутья, какие остаются на выжженном месте. Голоногие китайцы, стоя по колено в
воде, вытаскивали пучки рисовых колосьев и пересаживали их на другое место.
Японские лодки кучей
шли и опять выбивались из сил, торопясь перегнать нас, особенно ближе
к городу. Их гребцы то примолкнут, то вдруг заголосят отчаянно: «Оссильян! оссильян!» Наши невольно заразятся их криком, приударят веслами, да вдруг как будто одумаются и начнут опять покойно рыть
воду.
Мимо леса красного дерева и других, которые толпой жмутся
к самому берегу, как будто хотят столкнуть друг друга в
воду,
пошли мы по тропинке
к другому большому лесу или саду, манившему издали
к себе.
Мы вышли
к большому монастырю, в главную аллею, которая ведет в столицу, и сели там на парапете моста. Дорога эта оживлена особенным движением: беспрестанно
идут с ношами овощей взад и вперед или ведут лошадей с перекинутыми через спину кулями риса, с папушами табаку и т. п. Лошади фыркали и пятились от нас. В полях везде работают. Мы
пошли на сахарную плантацию. Она отделялась от большой дороги полями с рисом, которые были наполнены
водой и походили на пруды с зеленой, стоячей
водой.
«А вы куда изволите: однако в город?» — спросил он. «Да, в Якутск. Есть ли перевозчики и лодки?» — «Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!» — сказал он, указывая на толпу якутов, которые стояли поодаль. «А лодки?» — спросил я, обращаясь
к ним. «Якуты не слышат по-русски», — перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые
пошли к берегу, и я за ними. У пристани стояли четыре лодки. От юрты до Якутска считается девять верст: пять
водой и четыре берегом.
Около городка Симодо течет довольно быстрая горная речка: на ней было несколько джонок (мелких японских судов). Джонки вдруг быстро понеслись не по течению, а назад, вверх по речке. Тоже необыкновенное явление: тотчас
послали с фрегата шлюпку с офицером узнать, что там делается. Но едва шлюпка подошла
к берегу, как ее
водою подняло вверх и выбросило. Офицер и матросы успели выскочить и оттащили шлюпку дальше от
воды. С этого момента начало разыгрываться страшное и грандиозное зрелище.
Неточные совпадения
— Живы? Целы?
Слава Богу! — проговорил он, шлепая по неубравшейся
воде сбивавшеюся, полною
воды ботинкой и подбегая
к ним.
— Оттого, что солдатская шинель
к вам очень
идет, и признайтесь, что армейский пехотный мундир, сшитый здесь, на
водах, не придаст вам ничего интересного… Видите ли, вы до сих пор были исключением, а теперь подойдете под общее правило.
Она его не замечает, // Как он ни бейся, хоть умри. // Свободно дома принимает, // В гостях с ним молвит слова три, // Порой одним поклоном встретит, // Порою вовсе не заметит; // Кокетства в ней ни капли нет — // Его не терпит высший свет. // Бледнеть Онегин начинает: // Ей иль не видно, иль не жаль; // Онегин сохнет, и едва ль // Уж не чахоткою страдает. // Все
шлют Онегина
к врачам, // Те хором
шлют его
к водам.
Он
пошел к Неве по В—му проспекту; но дорогою ему пришла вдруг еще мысль: «Зачем на Неву? Зачем в
воду? Не лучше ли уйти куда-нибудь очень далеко, опять хоть на острова, и там где-нибудь, в одиноком месте, в лесу, под кустом, — зарыть все это и дерево, пожалуй, заметить?» И хотя он чувствовал, что не в состоянии всего ясно и здраво обсудить в эту минуту, но мысль ему показалась безошибочною.
Было тепло, тихо, только колеса весело расплескивали красноватую
воду неширокой реки,
посылая к берегам вспененные волны, — они делали пароход еще более похожим на птицу с огромными крыльями.