Неточные совпадения
Можно ли поверить, что в Петербурге
есть множество людей, тамошних уроженцев, которые никогда не бывали в Кронштадте оттого, что туда надо ехать морем, именно оттого, зачем бы
стоило съездить за тысячу верст, чтобы только испытать этот способ путешествия?
Но, к удивлению и удовольствию моему, на длинном столе
стоял всего один графин хереса, из которого человека два
выпили по рюмке, другие и не заметили его.
«Завтра на вахту рано вставать, — говорит он, вздыхая, — подложи еще подушку, повыше, да
постой, не уходи, я, может
быть, что-нибудь вздумаю!» Вот к нему-то я и обратился с просьбою, нельзя ли мне отпускать по кружке пресной воды на умыванье, потому-де, что мыло не распускается в морской воде, что я не моряк, к морскому образу жизни не привык, и, следовательно, на меня, казалось бы, строгость эта распространяться не должна.
Курица
была поймана и возвращена на свое место. Вскоре мы вытянулись на рейд,
стоим здесь и ждем погоды.
Мне надо
было несколько изменить в каюте порядок, и это
стоило немалого труда.
Я не только
стоять, да и сидеть уже не мог, если не во что
было упираться руками и ногами.
«Опять кто-то бананы
поел! — воскликнул он в негодовании, — верно, Зеленый, он сегодня ночью на вахте
стоял».
День
был удивительно хорош: южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и лучей; улицы тянулись лениво, домы
стояли задумчиво в полуденный час и казались вызолоченными от жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими
елями, наклоненными в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы на город и залив.
Там явились все только наши да еще служащий в Ост-Индии английский военный доктор Whetherhead. На столе
стояло более десяти покрытых серебряных блюд, по обычаю англичан, и чего тут не
было! Я сел на конце; передо мной поставили суп, и мне пришлось хозяйничать.
Каких трудов
стоила им всякая этнографическая гипотеза, всякое филологическое соображение, которое надо
было основывать на скудных, почти нечеловеческих звуках языков здешних народов!
Еще до сих пор не определено, до какой степени может усилиться шерстяная промышленность, потому что нельзя еще, по неверному состоянию края, решить, как далеко может
быть она распространена внутри колонии. Но, по качествам своим, эта шерсть
стоит наравне с австралийскою, а последняя высоко ценится на лондонском рынке и предпочитается ост-индской. Вскоре возник в этом углу колонии город Грем (Grahamstown) и порт Елизабет, через который преимущественно производится торговля шерстью.
Зеленый только
было запел: «Не бил барабан…», пока мы взбирались на холм, но не успел кончить первой строфы, как мы вдруг остановились, лишь только въехали на вершину, и очутились перед широким крыльцом большого одноэтажного дома, перед которым уже
стоял кабриолет Ферстфельда.
Гостиная
была еще больше залы; в ней царствовал полумрак, как в модном будуаре; посреди
стоял массивный, орехового дерева стол, заваленный разными редкостями, раковинами и т. п. предметами.
Когда вы
будете на мысе Доброй Надежды, я вам советую не хлопотать ни о лошадях, ни об экипаже, если вздумаете посмотреть колонию: просто отправляйтесь с маленьким чемоданчиком в Long-street в Капштате, в контору омнибусов; там справитесь, куда и когда отходят они, и за четвертую часть того, что нам
стоило, можете объехать вдвое больше.
Справа у нас глиняная стена отвесно
стояла над головой, слева внизу зияли овраги, но эти пропасти еще не
были грозны: они как будто улыбались нам.
Я обогнул утес, и на широкой его площадке глазам представился ряд низеньких строений, обнесенных валом и решетчатым забором, — это тюрьма. По валу и на дворе ходили часовые, с заряженными ружьями, и не спускали глаз с арестантов, которые, с скованными ногами, сидели и
стояли, группами и поодиночке, около тюрьмы. Из тридцати-сорока преступников, которые тут
были, только двое белых, остальные все черные. Белые стыдливо прятались за спины своих товарищей.
Ужин, благодаря двойным стараниям Бена и барона,
был если не отличный, то обильный. Ростбиф, бифштекс, ветчина, куры, утки, баранина, с приправой горчиц, перцев, сой, пикулей и других отрав, которые страшно употребить и наружно, в виде пластырей, и которые англичане принимают внутрь, совсем загромоздили стол, так что виноград, фиги и миндаль
стояли на особом столе.
Было весело. Бен много рассказывал, барон много
ел, мы много слушали, Зеленый после десерта много дремал.
На задней доске кровати
стоял какой-то щит; на нем вырезано
было изображение как будто короны и герба.
Но отец Аввакум имел, что французы называют, du guignon [неудачу — фр.]. К вечеру стал подувать порывистый ветерок, горы закутались в облака. Вскоре облака заволокли все небо. А я подготовлял
было его увидеть Столовую гору, назначил пункт, с которого ее видно, но перед нами
стояли горы темных туч, как будто стены, за которыми прятались и Стол и Лев. «Ну, завтра увижу, — сказал он, — торопиться нечего». Ветер дул сильнее и сильнее и наносил дождь, когда мы вечером, часов в семь, подъехали к отелю.
Но это
было нелегко, при качке, без Фаддеева, который где-нибудь
стоял на брасах или присутствовал вверху, на ноках рей: он один знал, где что у меня лежит. Я отворял то тот, то другой ящик, а ящики лезли вон и толкали меня прочь. Хочешь сесть на стул — качнет, и сядешь мимо. Я лег и заснул. Ветер смягчился и задул попутный; судно понеслось быстро.
Дальнейшее тридцатиоднодневное плавание по Индийскому океану
было довольно однообразно. Начало мая не лучше, как у нас: небо постоянно облачно; редко проглядывало солнце. Ни тепло, ни холодно. Некоторые, однако ж, оделись в суконные платья — и умно сделали. Я упрямился, ходил в летнем, зато у меня не раз схватывало зубы и висок. Ожидали зюйд-вестовых ветров и громадного волнения, которому
было где разгуляться в огромном бассейне, чистом от самого полюса; но ветры
стояли нордовые и все-таки благоприятные.
Там
были все наши. Но что это они делают? По поляне текла та же мутная речка, в которую мы въехали. Здесь она дугообразно разлилась по луговине, прячась в густой траве и кустах. Кругом росли редкие пальмы. Трое или четверо из наших спутников, скинув пальто и жилеты,
стояли под пальмами и упражнялись в сбивании палками кокосовых орехов. Усерднее всех старался наш молодой спутник по Капской колонии, П. А. Зеленый, прочие
стояли вокруг и смотрели, в ожидании падения орехов. Крики и хохот раздавались по лесу.
Шагах в пятидесяти оттуда, на вязком берегу, в густой траве,
стояли по колени в тине два буйвола. Они, склонив головы, пристально и робко смотрели на эту толпу, не зная, что им делать. Их тут нечаянно застали: это
было видно по их позе и напряженному вниманию, с которым они сторожили минуту, чтоб уйти; а уйти
было некуда: направо ли, налево ли, все надо проходить чрез толпу или идти в речку.
— Да нет, господа, я прежде всех увидал его; вы еще там, в деревне,
были, а я…
Постойте, я все видел, я все расскажу по порядку.
Всякий матрос вооружен
был ножом и ананасом; за любой у нас на севере заплатили бы от пяти до семи рублей серебром, а тут он
стоит два пенса; за шиллинг давали дюжину, за испанский талер — сотню.
Не
было возможности дойти до вершины холма, где
стоял губернаторский дом: жарко, пот струился по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом, городом, которого европейская правильная часть лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель, под спасительную сень, добрались до балкона и заказали завтрак, но прежде
выпили множество содовой воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия ноги, спину, грудь — все, куда только падает его луч.
Всякий брал, чего хотел, а выбрать
было из чего:
стояло блюд десять.
Еще слово: что
было недоступною роскошью для немногих, то, благодаря цивилизации, делается доступным для всех: на севере ананас
стоит пять-десять рублей, здесь — грош: задача цивилизации — быстро переносить его на север и вогнать в пятак, чтобы вы и я лакомились им.
Солнце
стояло в зените, когда мы
были там, лучи падали прямо — прошу заняться чем-нибудь!
Ехать
было некуда, отыскивать ночью пристани — темно, а держаться до утра под парусами — не
стоило.
Матросы, как мухи, тесной кучкой сидят на вантах, тянут, крутят веревки, колотят деревянными молотками. Все это делается не так, как бы делалось
стоя на якоре. Невозможно: после бури идет сильная зыбь, качка, хотя и не прежняя, все продолжается. До берега еще добрых 500 миль, то
есть 875 верст.
Льода и Садагора
стояли согнувшись, так что лиц их вовсе
было не видать и только шпаги торчали вверх.
Стоят на ногах они неуклюже, опустившись корпусом на коленки, и большею частью смотрят сонно, вяло: видно, что их ничто не волнует, что нет в этой массе людей постоянной идеи и цели, какая должна
быть в мыслящей толпе, что они
едят, спят и больше ничего не делают, что привыкли к этой жизни и любят ее.
Совестно ли ему
было, что он не
был допущен в каюту, или просто он признавал в себе другое какое-нибудь достоинство, кроме чести
быть японским чиновником, и понимал, что окружает его, — не знаю, но он
стоял на палубе гордо, в красивой, небрежной позе.
Вы там в Европе хлопочете в эту минуту о том,
быть или не
быть, а мы целые дни бились над вопросами: сидеть или не сидеть,
стоять или не
стоять, потом как и на чем сидеть и т. п.
В отдыхальне, как мы прозвали комнату, в которую нас повели и через которую мы проходили, уже не
было никого: сидящие фигуры убрались вон. Там
стояли привезенные с нами кресло и четыре стула. Мы тотчас же и расположились на них. А кому недостало, те присутствовали тут же,
стоя. Нечего и говорить, что я пришел в отдыхальню без башмаков: они остались в приемной зале, куда я должен
был сходить за ними. Наконец я положил их в шляпу, и дело там и осталось.
В комнате
стоял большой, прекрасно сервированный стол, уставленный блюдами, бутылками всех форм, с мадерой, бордо, и чего-чего там не
было!
Они все
стоят в линию, на расстоянии около трех кабельтовых от нас, то
есть около трехсот сажен, — это налево.
Мили за три от Шанхая мы увидели целый флот купеческих трехмачтовых судов, которые теснились у обоих берегов Вусуна. Я насчитал до двадцати рядов, по девяти и десяти судов в каждом ряду. В иных местах
стояли на якоре американские так называемые клиппера, то
есть большие, трехмачтовые суда, с острым носом и кормой, отличающиеся красотою и быстрым ходом.
Мы с любопытством смотрели на все: я искал глазами Китая, и шкипер искал кого-то с нами вместе. «Берег очень близко, не пора ли поворачивать?» — с живостью кто-то сказал из наших. Шкипер схватился за руль, крикнул — мы быстро нагнулись, паруса перенесли на другую сторону, но шкуна не поворачивала; ветер ударил сильно — она все
стоит: мы
были на мели. «Отдай шкоты!» — закричали офицеры нашим матросам. Отдали, и шкуна, располагавшая лечь на бок, выпрямилась, но с мели уже не сходила.
Впрочем, всем другим нациям простительно не уметь наслаждаться хорошим чаем: надо знать, что значит чашка чаю, когда войдешь в трескучий, тридцатиградусный мороз в теплую комнату и сядешь около самовара, чтоб оценить достоинство чая. С каким наслаждением
пили мы чай, который привез нам в Нагасаки капитан Фуругельм! Ящик
стоит 16 испанских талеров; в нем около 70 русских фунтов; и какой чай! У нас он продается не менее 5 руб. сер. за фунт.
Дом американского консула Каннингама, который в то же время и представитель здесь знаменитого американского торгового дома Россель и Ко, один из лучших в Шанхае. Постройка такого дома обходится ‹в› 50 тысяч долларов. Кругом его парк, или, вернее, двор с деревьями. Широкая веранда опирается на красивую колоннаду. Летом, должно
быть, прохладно: солнце не ударяет в стекла, защищаемые посредством жалюзи. В подъезде, под навесом балкона,
стояла большая пушка, направленная на улицу.
Но это только при получении от банкиров, а в обращении он в сущности
стоит все то же, то
есть вам на него не дадут товара больше того, что давали прежде.
После обеда нас повели в особые галереи играть на бильярде. Хозяин и некоторые гости, узнав, что мы собираемся играть русскую, пятишаровую партию, пришли
было посмотреть, что это такое, но как мы с Посьетом в течение получаса не сделали ни одного шара, то они
постояли да и ушли, составив себе, вероятно, не совсем выгодное понятие о русской партии.
Потом пошло все по-прежнему, то
есть музыканты, караул — все
стояло на своих местах.
Все это делалось
стоя, все
были в параде: шелковых юбок не оберешься. Видно, что собрание
было самое торжественное. Кичибе и Эйноске
были тоже в шелку: креповая черная или голубая мантильи, с белыми гербами на спине и плечах, шелковый халат, такая же юбка и белые бумажные чулки.
Был туман и свежий ветер, потом пошел дождь. Однако ж мы в трубу рассмотрели, что судно
было под английским флагом. Адмирал сейчас отправил навстречу к нему шлюпку и штурманского офицера отвести от мели. Часа через два корабль
стоял уже близ нас на якоре.
Там то же почти, что и в Чуди: длинные, загороженные каменными, массивными заборами улицы с густыми, прекрасными деревьями: так что идешь по аллеям. У ворот домов
стоят жители. Они, кажется, немного перестали бояться нас, видя, что мы ничего худого им не делаем. В городе, при таком большом народонаселении,
было живое движение. Много народа толпилось, ходило взад и вперед; носили тяжести, и довольно большие, особенно женщины. У некоторых
были дети за спиной или за пазухой.
Он объявил, что за полтора пиастра в сутки дает комнату со столом, то
есть с завтраком, обедом, ужином; что он содержит также и экипажи; что коляска и пара лошадей
стоят в день два пиастра с половиной, а за полдня пиастр с четвертью; что завтракают у него в десять часов, обедают в четыре, а чай
пьют и ужинают в восемь.
Мальчишки
стояли на коленях по трое в ряд; один читал молитвы, другие повторяли нараспев, да тут же кстати и шалили, — все тагалы; взрослых мужчин не
было ни одного.