Неточные совпадения
Это
был просторный, удобный, даже роскошный, кабинет. Огромный платяной шкап орехового
дерева, большой письменный стол с полками, пьянино, два мягкие дивана и более полудюжины кресел составляли его мебель. Вот там-то, между шкапом и пьянино, крепко привинченными к стене и полу,
была одна полукруглая софа, представлявшая надежное убежище
от кораблекрушения.
С этим же равнодушием он, то
есть Фаддеев, — а этих Фаддеевых легион — смотрит и на новый прекрасный берег, и на невиданное им
дерево, человека — словом, все отскакивает
от этого спокойствия, кроме одного ничем не сокрушимого стремления к своему долгу — к работе, к смерти, если нужно.
Здесь пока, до начала горы, растительность
была скудная, и дачи, с опаленною кругом травою и тощими кустами, смотрели жалко. Они с закрытыми своими жалюзи, как будто с закрытыми глазами, жмурились
от солнца. Кругом немногие
деревья и цветники, неудачная претензия на сад, делали эту наготу еще разительнее. Только одни исполинские кусты алоэ, вдвое выше человеческого роста, не боялись солнца и далеко раскидывали свои сочные и колючие листья.
Налево
от дома, за речкой, сквозь
деревья, виден
был ряд хижин, за ними густой лес, прямо лес, направо за крепостью лес.
Вечером зажгли огни под
деревьями; матросы группами теснились около них; в палатке
пили чай, оттуда слышались пение, крики. В песчаный берег яростно бил бурун: иногда подойдешь близко, заговоришься, вал хлестнет по ногам и бахромой рассыплется по песку. Вдали светлел
от луны океан, точно ртуть, а в заливе, между скал, лежал густой мрак.
Одно огромное
дерево было опутано лианами и походило на великана, который простирает руки вверх, как Лаокоон, стараясь освободиться
от сетей, но напрасно.
Вчера и сегодня, 20-го и 21-го, мы шли верстах в двух
от Корейского полуострова; в 36˚ ‹северной› широты. На юте делали опись ему, а смотреть нечего: все пустынные берега, кое-где покрытые скудной травой и
деревьями. Видны изредка деревни: там такие же хижины и так же жмутся в тесную кучу, как на Гамильтоне. Кое-где по берегу бродят жители. На море много лодок, должно
быть рыбацкие.
Неточные совпадения
Левин быстро повернулся и ушел
от него в глубь аллеи и продолжал один ходить взад и вперед. Скоро он услыхал грохот тарантаса и увидал из-за
деревьев, как Васенька, сидя на сене (на беду не
было сиденья в тарантасе) в своей шотландской шапочке, подпрыгивая по толчкам, проехал по аллее.
Всё, что он видел в окно кареты, всё в этом холодном чистом воздухе, на этом бледном свете заката
было так же свежо, весело и сильно, как и он сам: и крыши домов, блестящие в лучах спускавшегося солнца, и резкие очертания заборов и углов построек, и фигуры изредка встречающихся пешеходов и экипажей, и неподвижная зелень
дерев и трав, и поля с правильно прорезанными бороздами картофеля, и косые тени, падавшие
от домов и
от дерев, и
от кустов, и
от самых борозд картофеля.
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево
от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых
дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я
был доселе?
По огороду
были разбросаны кое-где яблони и другие фруктовые
деревья, накрытые сетями для защиты
от сорок и воробьев, из которых последние целыми косвенными тучами переносились с одного места на другое.
Они, проехавши, оглянулись назад; хутор их как будто ушел в землю; только видны
были над землей две трубы скромного их домика да вершины
дерев, по сучьям которых они лазили, как белки; один только дальний луг еще стлался перед ними, — тот луг, по которому они могли припомнить всю историю своей жизни,
от лет, когда катались по росистой траве его, до лет, когда поджидали в нем чернобровую козачку, боязливо перелетавшую через него с помощию своих свежих, быстрых ног.