Неточные совпадения
Жар несносный; движения никакого, ни в воздухе, ни на море. Море — как зеркало, как ртуть: ни малейшей ряби. Вид пролива и обоих берегов поразителен
под лучами утреннего
солнца. Какие мягкие, нежащие глаз цвета небес и воды! Как ослепительно ярко блещет
солнце и разнообразно играет лучами в воде! В ином месте пучина кипит золотом, там как будто
горит масса раскаленных угольев: нельзя смотреть; а подальше, кругом до горизонта, распростерлась лазурная гладь. Глаз глубоко проникает в прозрачные воды.
Был пятый час в исходе; осеннее
солнце спешило спрятаться за горизонт, а мы спешили воротиться с моря засветло и проехали между каменьями, оторвавшимися от
гор,
под самыми батареями, где японцы строят домики для каждой пушки.
Все открывшееся перед нами пространство, с лесами и
горами, было облито горячим блеском
солнца; кое-где в полях работали люди, рассаживали рис или собирали картофель, капусту и проч. Над всем этим покоился такой колорит мира, кротости, сладкого труда и обилия, что мне, после долгого, трудного и
под конец даже опасного плавания, показалось это место самым очаровательным и надежным приютом.
Глаза разбегались у нас, и мы не знали, на что смотреть: на пешеходов ли, спешивших, с маленькими лошадками и клажей на них, из столицы и в столицу; на дальнюю ли
гору, которая мягкой зеленой покатостью манила войти на нее и посидеть
под кедрами;
солнце ярко выставляло ее напоказ, а тут же рядом пряталась в прохладной тени долина с огороженными высоким забором хижинами, почти совсем закрытыми ветвями.
Еще однообразнее всего этого лежит глубокая ночь две трети суток над этими пустынями.
Солнце поднимается невысоко, выглянет из-за
гор, протечет часа три, не отрываясь от их вершин, и спрячется, оставив после себя продолжительную огнистую зарю. Звезды в этом прозрачном небе блещут так же ярко, лучисто, как
под другими, не столь суровыми небесами.
Неточные совпадения
После короткого совещания — вдоль ли, поперек ли ходить — Прохор Ермилин, тоже известный косец, огромный, черноватый мужик, пошел передом. Он прошел ряд вперед, повернулся назад и отвалил, и все стали выравниваться за ним, ходя
под гору по лощине и на
гору под самую опушку леса.
Солнце зашло за лес. Роса уже пала, и косцы только на горке были на
солнце, а в низу, по которому поднимался пар, и на той стороне шли в свежей, росистой тени. Работа кипела.
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть:
под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни
гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же
горы, но хоть бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега
горели румяным блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться жить навеки;
солнце чуть показалось из-за темно-синей
горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над
солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
Жизнь его в этот год в деревне у тетушек шла так: он вставал очень рано, иногда в 3 часа, и до
солнца шел купаться в реку
под горой, иногда еще в утреннем тумане, и возвращался, когда еще роса лежала на траве и цветах.
В это время
солнце только что скрылось за горизонтом. От
гор к востоку потянулись длинные тени. Еще не успевшая замерзнуть вода в реке блестела как зеркало; в ней отражались кусты и прибрежные деревья. Казалось, что там, внизу,
под водой, был такой же мир, как и здесь, и такое же светлое небо…
Запыхавшись и раскрасневшись, стояли мы там, обтирая пот. Садилось
солнце, купола блестели, город стлался на необозримое пространство
под горой, свежий ветерок подувал на нас, постояли мы, постояли, оперлись друг на друга и, вдруг обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избранную нами борьбу.