Неточные совпадения
В других
местах достало бы не меньше средств завести все
это, да везде ли придут зрители и слушатели толпами поддержать мысль учредителя?
Вследствие
этого он принят теперь
в казенных
местах вместо прежнего.
В одном
месте кроется целый лес
в темноте, а тут вдруг обольется ярко лучами солнца, как золотом, крутая окраина с садами. Не знаешь, на что смотреть, чем любоваться; бросаешь жадный взгляд всюду и не поспеваешь следить за
этой игрой света, как
в диораме.
Мы прошли
эту рощу или сад — сад потому, что
в некоторых
местах фруктовые деревья были огорожены; кое-где видел я шалаши, и
в них старые негры стерегли сад, как и у нас
это бывает.
Опять пошли по узлу, по полтора, иногда совсем не шли. Сначала мы не тревожились, ожидая, что не сегодня, так завтра задует поживее; но проходили дни, ночи, паруса висели, фрегат только качался почти на одном
месте, иногда довольно сильно, от крупной зыби, предвещавшей, по-видимому, ветер. Но
это только слабое и отдаленное дуновение где-то,
в счастливом
месте, пронесшегося ветра. Появлявшиеся на горизонте тучки, казалось, несли дождь и перемену: дождь точно лил потоками, непрерывный, а ветра не было.
Город посредством водопроводов снабжается отличной водой из горных ключей. За
это платится жителями известная подать, как, впрочем, за все удобства жизни. Англичане ввели свою систему сборов, о чем также будет сказано
в своем
месте.
Приехав на
место, рыщут по
этому жару целый день, потом являются на сборное
место к обеду, и каждый выпивает по нескольку бутылок портера или элю и после
этого приедут домой как ни
в чем не бывало; выкупаются только и опять готовы есть.
Если обратишься с
этим вопросом к курсу географии, получишь
в ответ, что пространство, занимаемое колониею, граничит к северу рекою Кейскамма, а
в газетах, помнится, читал, что граница с тех пор во второй или третий раз меняет
место и обещают, что она не раз отодвинется дальше.
На карте показано, что от такого-то градуса и до такого живут негры того или другого племени, а по новейшим известиям оказывается, что
это племя оттеснено
в другое
место.
Должно ли жалеть об утраченном владычестве голландцев и пенять на властолюбие или, вернее, корыстолюбие англичан, воспользовавшихся единственно правом сильного, чтоб завладеть
этим местом, которое им нужно было как переходный пункт на пути
в Ост-Индию?
Прежде, однако ж, следует напомнить вам, что
в 1795 году колония была занята силою оружия англичанами, которые воспользовались случаем завладеть
этим важным для них
местом остановки на пути
в Индию.
Колониальное правительство принуждено было между тем вытеснить некоторые наиболее враждебные племена, сильно тревожившие колонию своими мелкими набегами и грабежом, из занятых ими
мест. Все
это повело к первой, вспыхнувшей
в 1834 году, серьезной войне с кафрами.
Но как весь привоз товаров
в колонию простирался на сумму около 1 1/2 миллиона фунт. ст., и именно:
в 1851 году через Капштат, Саймонстоун, порты Елизабет и Восточный Лондон привезено товаров на 1 277 045 фунт. ст.,
в 1852 г. на 1 675 686 фунт. ст., а вывезено через те же
места в 1851 г. на 637 282,
в 1852 г. на 651 483 фунт. ст., и таможенный годовой доход составлял
в 1849 г. 84 256,
в 1850 г. 102 173 и 1851 г. 111 260 фунт. ст., то нельзя и из
этого заключить, чтобы англичане чересчур эгоистически заботились о своих выгодах, особенно если принять
в соображение, что большая половина товаров привозится не на английских, а на иностранных судах.
Провиант и прочее доставлялось до сих пор на
место военных действий сухим путем, и плата за один только провоз составляла около 170 000 фунт. ст.
в год, между тем как все припасы могли быть доставляемы морем до самого устья Буйволовой реки, что наконец и приведено
в исполнение, и Берклей у
этого устья расположил свою главную квартиру.
К сожалению, он чересчур много надеялся на верность черных: и дружественные племена, и учрежденная им полиция из кафров, и, наконец, мирные готтентоты — все
это обманывало его, выведывало о числе английских войск и передавало своим одноплеменникам, а те делали засады
в таких
местах, где английские отряды погибали без всякой пользы.
«А вот, — отвечал он, указывая на то
место, где я стоял, — вы теперь стоите
в реке:
это все река».
Если природа не очень разнообразила путь наш, то живая и пестрая толпа прохожих и проезжих всех племен, цветов и состояний дополняла картину,
в которой без
этого оставалось много пустого
места.
Чрез полчаса стол опустошен был до основания. Вино было старый фронтиньяк, отличное. «Что
это, — ворчал барон, — даже ни цыпленка! Охота таскаться по этаким
местам!» Мы распрощались с гостеприимными, молчаливыми хозяевами и с смеющимся доктором. «Я надеюсь с вами увидеться, — кричал доктор, — если не на возвратном пути, так я приеду
в Саймонстоун: там у меня служит брат, мы вместе поедем на самый мыс смотреть соль
в горах, которая там открылась».
«Зимой
это большой каскад, — сказал Бен, — их множество тут; вон там, тут!» — говорил он, указывая рукой
в разные
места.
Вскоре мы подъехали к самому живописному
месту. Мы только спустились с одной скалы, и перед нами представилась широкая расчищенная площадка, обнесенная валом. На площадке выстроено несколько флигелей.
Это другая тюрьма.
В некотором расстоянии, особо от тюремных флигелей, стоял маленький домик, где жил сын Бена, он же смотритель тюрьмы и помощник своего отца.
В ожидании товарищей, я прошелся немного по улице и рассмотрел, что город выстроен весьма правильно и чистота
в нем доведена до педантизма. На улице не увидишь ничего лишнего, брошенного. Канавки, идущие по обеим сторонам улиц, мостики содержатся как будто
в каком-нибудь парке. «Скучный город!» — говорил Зеленый с тоской, глядя на
эту чистоту. При постройке города не жалели
места: улицы так широки и длинны, что
в самом деле, без густого народонаселения, немного скучно на них смотреть.
Будь
эти воды
в Европе, около них возникло бы целое местечко; а сюда из других частей света ездят лечиться одним только воздухом; между тем
в окружности Устера есть около восьми
мест с минеральными источниками.
Мы взяли
в бутылку воды, некоторые из всадников пересели
в экипаж, и мы покинули
это живописное
место, оживленное сильною растительностью.
Жаль было нам уезжать из Капской колонии:
в ней было привольно, мы пригрелись к
этому месту.
Природа — нежная артистка здесь. Много любви потратила она на
этот, может быть самый роскошный, уголок мира.
Местами даже казалось слишком убрано, слишком сладко. Мало поэтического беспорядка, нет небрежности
в творчестве, не видать минут забвения, усталости
в творческой руке, нет отступлений,
в которых часто больше красоты, нежели
в целом плане создания.
Мы ушли и свободно вздохнули на катере, дивясь, как люди могут пускаться на таких судах
в море до
этих мест, за 1800 морских миль от Кантона!
Для кучера
места нет: он что есть мочи бежит рядом, держа лошадь за узду, тогда как, по
этой нестерпимой жаре, европеец едва сидит
в карете.
Какую роль играет
этот орех здесь,
в тропических широтах! Его едят и люди, и животные; сок его пьют; из ядра делают масло, составляющее одну из главных статей торговли
в Китае, на Сандвичевых островах и
в многих других
местах; из древесины строят домы, листьями кроют их, из чашек ореха делают посуду.
Мы ехали около часа, как вдруг наши кучера,
в одном
месте, с дороги бросились и потащили лошадей и экипаж
в кусты. «Куда
это? уж не тигр ли встретился?» — «Нет,
это аллея, ведущая к даче Вампоа».
В начале июня мы оставили Сингапур. Недели было чересчур много, чтоб познакомиться с
этим местом. Если б мы еще остались день, то не знали бы, что делать от скуки и жара. Нет, Индия не по нас! И англичане бегут из нее, при первом удобном случае, спасаться от климата на мыс Доброй Надежды,
в порт Джаксон — словом, дальше от экватора, от
этих палящих дней, от беспрохладных ночей, от
мест, где нельзя безнаказанно есть и пить, как едят и пьют англичане.
Все равно: я хочу только сказать вам несколько слов о Гонконге, и то единственно по обещанию говорить о каждом
месте,
в котором побываем, а собственно о Гонконге сказать нечего, или если уже говорить как следует, то надо написать целый торговый или политический трактат, а
это не мое дело: помните уговор — что писать!
К нам не выехало ни одной лодки, как
это всегда бывает
в жилых
местах; на берегу не видно было ни одного человека; только около самого берега, как будто
в белых бурунах, мелькнули два огня и исчезли.
Вбежали люди, начали разбирать
эту кучу обломков, но
в то же мгновение вся
эта куча вместе с людьми понеслась назад, прямо
в мой угол: я только успел вовремя подобрать ноги. Рюмки, тарелки, чашки, бутылки
в буфетах так и скакали со звоном со своих
мест.
Только
в одни
эти окна, или порты, по-морскому, и не достигала вода, потому что они были высоко; везде же
в прочих
местах полупортики были задраены наглухо деревянными заставками, иначе стекла летят вдребезги и при крене вал за валом вторгается
в судно.
От островов Бонинсима до Японии — не путешествие, а прогулка, особенно
в августе:
это лучшее время года
в тех
местах. Небо и море спорят друг с другом, кто лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более понравится путешественнику. Мы
в пять дней прошли 850 миль. Наше судно, как старшее, давало сигналы другим трем и одно из них вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на большой доске складными буквами.
Вон деревни жмутся
в теснинах, кое-где разбросаны хижины. А
это что: какие-то занавески с нарисованными на них, белой и черной краской, кругами? гербы Физенского и Сатсумского удельных князей, сказали нам гости. Дунул ветерок, занавески заколебались и обнаружили пушки:
в одном
месте три, с развалившимися станками,
в другом одна вовсе без станка — как страшно! Наши артиллеристы подозревают, что на
этих батареях есть и деревянные пушки.
Прошло дня два:
в это время дано было знать японцам, что нам нужно
место на берегу и провизия. Провизии они прислали небольшое количество
в подарок, а о
месте объявили, что не смеют дать его без разрешения из Едо.
Промахнувшись раз, японцы стали слишком осторожны: адмирал сказал, что,
в ожидании ответа из Едо об отведении нам
места, надо свезти пока на пустой, лежащий близ нас, камень хронометры для поверки. Об
этом вскользь сказали японцам: что же они? на другой день на камне воткнули дерево, чтоб сделать камень похожим на берег, на который мы обещали не съезжать. Фарсеры!
Я не раз упомянул о разрезывании брюха. Кажется, теперь
этот обычай употребляется реже. После нашего прихода, когда правительство убедится, что и ему самому, не только подданным, придется изменить многое у себя, конечно будут пороть брюхо еще реже. А вот пока что говорит об
этом обычае мой ученый источник, из которого я привел некоторые
места в начале
этого письма...
19 числа перетянулись на новое
место. Для буксировки двух судов,
в случае нужды, пришло 180 лодок. Они вплоть стали к фрегату: гребцы, по обыкновению, голые; немногие были
в простых, грубых, синих полухалатах. Много маленьких девчонок (
эти все одеты чинно), но женщины ни одной. Мы из окон бросали им хлеб, деньги, роздали по чарке рому: они все хватали с жадностью. Их много налезло на пушки,
в порта. Крик, гам!
«А
это по-дружески, когда вам говорят, что нам необходимо поверить хронометры, что без
этого нельзя
в море идти, а вы не отводите
места?» — «Из Едо… хо-хо-хо… не получено», — начал Кичибе.
На
это отвечено, что «по трехмесячном ожидании не важность подождать семь дней; но нам необходимо иметь
место на берегу, чтоб сделать поправки на судах, поверить хронометры и т. п. Далее, если ответ
этот подвинет дело вперед, то мы останемся,
в противном случае уйдем… куда нам надо».
Сегодня вдруг видим, что при входе
в бухту Кибач толпится кучка народу. Там и баниосы, и переводчики, смотрят, размеривают, втыкают колышки: ясно, что готовят другое
место, но какое! тоже голое, с зеленью правда, но
это посевы риса и овощей; тут негде ступить.
Баниосы спрашивали, что заключается
в этой записочке, но им не сказали, так точно, как не объявили и губернатору, куда и надолго ли мы идем. Мы все думали, что нас остановят, дадут
место и скажут, что полномочные едут; но ничего не было. Губернаторы, догадавшись, что мы идем не
в Едо, успокоились. Мы сказали, что уйдем сегодня же, если ветер будет хорош.
Меня звали, но я не был готов, да пусть прежде узнают, что за
место этот Шанхай, где там быть и что делать? пускают ли еще
в китайский город?
У Вусуна обыкновенно останавливаются суда с опиумом и отсюда отправляют свой товар на лодках
в Шанхай, Нанкин и другие города. Становилось все темнее; мы шли осторожно. Погода была пасмурная. «Зарево!» — сказал кто-то.
В самом деле налево, над горизонтом, рдело багровое пятно и делалось все больше и ярче. Вскоре можно было различить пламя и вспышки — от выстрелов.
В Шанхае — сражение и пожар, нет сомнения!
Это помогло нам определить свое
место.
Камень
этот, кроме Китая, находят
местами в Венгрии и Саксонии.
Англичанин
этот, про которого я упомянул, ищет впечатлений и приключений. Он каждый день с утра отправляется, с заряженным револьвером
в кармане, то
в лагерь, то
в осажденный город, посмотреть, что там делается, нужды нет, что китайское начальство устранило от себя ответственность за все неприятное, что может случиться со всяким европейцем, который без особенных позволений и предосторожностей отправится на
место военных действий.
В некоторых
местах поливали ведрами навоза поля; мы бежали, что стало сил, от
этой пахучей идиллии.
В одном
месте нас остановил приятный запах:
это была мастерская изделий из камфарного дерева.