Неточные совпадения
Робкий ум мальчика, родившегося среди материка и не видавшего никогда моря, цепенел перед ужасами и бедами, которыми наполнен
путь пловцов. Но с летами ужасы изглаживались из памяти, и
в воображении жили, и пережили молодость, только картины тропических лесов, синего моря, золотого, радужного неба.
Он внес жизнь, разум и опыт
в каменные пустыни,
в глушь лесов и силою светлого разумения указал
путь тысячам за собою.
Не величавый образ Колумба и Васко де Гама гадательно смотрит с палубы вдаль,
в неизвестное будущее: английский лоцман,
в синей куртке,
в кожаных панталонах, с красным лицом, да русский штурман, с знаком отличия беспорочной службы, указывают пальцем
путь кораблю и безошибочно назначают день и час его прибытия.
В штиль судно дремлет, при противном ветре лавирует, то есть виляет, обманывает ветер и выигрывает только треть прямого
пути.
В каждой веревке,
в каждом крючке, гвозде, дощечке читаешь историю, каким
путем истязаний приобрело человечество право плавать по морю при благоприятном ветре.
И
в этой специальности — причина успехов на всех
путях.
Мы уж «вытянулись» на рейд: подуй N или NO, и
в полчаса мы поднимем крылья и вступим
в океан, да он не готов, видно, принять нас; он как будто углаживает нам
путь вестовыми ветрами.
Внезапно развернувшаяся перед нами картина острова, жаркое солнце, яркий вид города, хотя чужие, но ласковые лица — все это было нежданным, веселым, праздничным мгновением и влило живительную каплю
в однообразный, долгий
путь.
Затверживаешь узор ближайших созвездий, смотришь на переливы этих зеленых, синих, кровавых огней, потом взгляд утонет
в розовой пучине Млечного
Пути.
Один из новейших путешественников, Бельчер, кажется, первый заметил, что нет причины держаться ближе Америки, особенно когда идут к мысу Доброй Надежды или
в Австралию, что это удлиняет только
путь, тем более что зюйд-остовый пассат и без того относит суда далеко к Америке и заставляет делать значительный угол.
«А ведь это самый южный трактир отсюда по прямому
пути до полюса, — сказал мне товарищ, — внесите это
в вашу записную книжку».
Остальная половина дороги, начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают
в сторону, мили на три от берега, и
путь, веселый, оживленный, тянется между рядами дач, одна другой красивее. Въезжаешь
в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут
в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден с дороги.
Долго ли так будет? скоро ли европейцы проложат незаметаемый
путь в отдаленные убежища дикарей и скоро ли последние сбросят с себя это постыдное название?
Должно ли жалеть об утраченном владычестве голландцев и пенять на властолюбие или, вернее, корыстолюбие англичан, воспользовавшихся единственно правом сильного, чтоб завладеть этим местом, которое им нужно было как переходный пункт на
пути в Ост-Индию?
Но португальский король Иоанн II, радуясь открытию нового, ближайшего
пути в Индию, дал мысу Бурь нынешнее его название. После того посещали мыс,
в 1497 году, Васко де Гама, а еще позже бразильский вице-король Франциско де Альмейда, последний — с целью войти
в торговые сношения с жителями. Но люди его экипажа поссорились с черными, которые умертвили самого вице-короля и около 70 человек португальцев.
Голландцы, на
пути в Индию и оттуда, начали заходить на мыс и выменивали у жителей провизию. Потом уже голландская Ост-Индская компания, по предложению врача фон Рибека, заняла Столовую бухту.
Прежде, однако ж, следует напомнить вам, что
в 1795 году колония была занята силою оружия англичанами, которые воспользовались случаем завладеть этим важным для них местом остановки на
пути в Индию.
Капштатский рынок каждую субботу наводняется привозимыми изнутри, то сухим
путем, на быках, то из порта Елизабет и Восточного Лондона, на судах, товарами для вывоза
в разные места.
Провиант и прочее доставлялось до сих пор на место военных действий сухим
путем, и плата за один только провоз составляла около 170 000 фунт. ст.
в год, между тем как все припасы могли быть доставляемы морем до самого устья Буйволовой реки, что наконец и приведено
в исполнение, и Берклей у этого устья расположил свою главную квартиру.
Если природа не очень разнообразила
путь наш, то живая и пестрая толпа прохожих и проезжих всех племен, цветов и состояний дополняла картину,
в которой без этого оставалось много пустого места.
Чрез полчаса стол опустошен был до основания. Вино было старый фронтиньяк, отличное. «Что это, — ворчал барон, — даже ни цыпленка! Охота таскаться по этаким местам!» Мы распрощались с гостеприимными, молчаливыми хозяевами и с смеющимся доктором. «Я надеюсь с вами увидеться, — кричал доктор, — если не на возвратном
пути, так я приеду
в Саймонстоун: там у меня служит брат, мы вместе поедем на самый мыс смотреть соль
в горах, которая там открылась».
— «Зачем же: разве та не годилась?» — «О нет, я ее на обратном
пути опять куплю, а эту, пегую, я променяю с барышом
в Устере».
По этим горам брошены другие, меньшие горы; они, упав, раздробились, рассыпались и покатились
в пропасти, но вдруг будто были остановлены на
пути и повисли над бездной.
«Ух, уф, ах, ох!» — раздавалось по мере того, как каждый из нас вылезал из экипажа. Отель этот был лучше всех, которые мы видели, как и сам Устер лучше всех местечек и городов по нашему
пути.
В гостиной, куда входишь прямо с площадки, было все чисто, как у порядочно живущего частного человека: прекрасная новая мебель, крашеные полы, круглый стол, на нем два большие бронзовые канделябра и ваза с букетом цветов.
Видим:
в одном месте из травы валит, как из миски с супом, густой пар и стелется по долине, обозначая
путь ключа.
Мыс Доброй Надежды — крайняя точка, перекресток
путей в Европу, Индию, Китай, Филиппинские острова и Австралию.
— Да их нет
в Анжере: они уехали
в городок, лежащий на
пути в Батавию,
в трех часах езды от Анжера.
Я обрадовался, мы продолжали
путь и вскоре въехали
в мутную узенькую речку с каменною пристанью.
Я хотел было напомнить детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то мораль была мне не к лицу. Однако ж пора было вернуться к деревне. Мы шли с час все прямо, и хотя шли
в тени леса, все
в белом с ног до головы и легком платье, но было жарко. На обратном
пути встретили несколько малайцев, мужчин и женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые голоса. Мы взяли направо
в лес, прямо на голоса, и вышли на широкую поляну.
Молодые черепахи, вылупившись, спешили к морю, но на
пути их ждали бесчисленные враги: на берегу клевали птицы,
в море во множестве пожирали шарки (акулы).
«А как скоро можно сделать
путь туда и обратно?» — спросили их, зная, впрочем, что этот
путь можно сделать недели
в три и даже, как говорит английский путешественник Бельчер,
в две недели.
Едва мы тронулись
в обратный
путь, японские лодки опять бросились за нами с криком «Оссильян!», взапуски, стараясь перегнать нас, и опять напрасно.
Но баниосы не обрадовались бы, узнавши, что мы идем
в Едо. Им об этом не сказали ни слова. Просили только приехать завтра опять, взять бумаги да подарки губернаторам и переводчикам, еще прислать, как можно больше, воды и провизии. Они не подозревают, что мы сбираемся продовольствоваться этой провизией — на
пути к Едо! Что-то будет завтра?
Наши съезжали сегодня на здешний берег, были
в деревне у китайцев, хотели купить рыбы, но те сказали, что и настоящий и будущий улов проданы. Невесело, однако, здесь. Впрочем, давно не было весело: наш
путь лежал или по английским портам, или у таких берегов, на которые выйти нельзя, как
в Японии, или незачем, как здесь например.
Настала наконец самая любопытная эпоха нашего пребывания
в Японии: завязывается
путем дело, за которым прибыли,
в одно время, экспедиции от двух государств.
Канопус блестит, как брильянт, и
в его блеске тонут другие бледные звезды корабля Арго, а все вместе тонет
в пучине Млечного
Пути.
Смысл этих таинственных речей был, кажется, тот, что все количество заготовляемых на фабрике сигар быстро расходится официальным
путем по купеческим конторам, оптом, и
в магазин почти не поступает; что туземцы курят чируты, и потому трудно достать готовые сигары высших сортов.
Всюду, и
в мелочах, систематическая ложь и скрытность, основанная на постоянном страхе, чтоб не проложили
пути в Японию.
«Сохрани вас Боже! — закричал один бывалый человек, — жизнь проклянете! Я десять раз ездил по этой дороге и знаю этот
путь как свои пять пальцев. И полверсты не проедете, бросите. Вообразите, грязь, брод; передняя лошадь ушла по пояс
в воду, а задняя еще не сошла с пригорка, или наоборот. Не то так передняя вскакивает на мост, а задняя задерживает: вы-то
в каком положении
в это время? Между тем придется ехать по ущельям, по лесу, по тропинкам, где качка не пройдет. Мученье!»
Нет, видно не попасть мне на Лену до льда; придется ждать зимнего
пути в Якутске.
«Два месяца! Это ужасно!» —
в отчаянии возразил я. «Может быть, и полтора», — утешил кто-то. «Ну нет: сей год Лена не станет рано, — говорили другие, — осень теплая и ранний снежок выпадал — это верный знак, что зимний
путь нескоро установится…»
«Где же страшный, почти неодолимый
путь?» — спрашиваете вы себя, проехавши тысячу двести верст: везде станции, лошади,
в некоторых пунктах, как, например, на реке Мае, найдете свежее мясо, дичь, а молоко и овощи, то есть капусту, морковь и т. п., везде; у агентов Американской компании чай и сахар.
Но довольно похищать из моей памятной дорожной книжки о виденном на
пути с моря до Якутска: при свидании мне нечего будет вам показать. Воротимся
в самый Якутск.
Один определил склонение магнитной стрелки, тот ходил отыскивать ближайший
путь в другое полушарие, а иные, не найдя ничего, просто замерзли.
Впрочем, обе приведенные книги, «Поездка
в Якутск» и «Отрывки о Сибири», дают, по возможности, удовлетворительное понятие о здешних местах и вполне заслуживают того одобрения, которым наградила их публика. Первая из них дала два, а может быть, и более изданий. Рекомендую вам обе, если б вы захотели узнать что-нибудь больше и вернее об этом отдаленном уголке, о котором я как проезжий, встретивший нечаянно остановку на
пути и имевший неделю-другую досуга, мог написать только этот бледный очерк.
Люди там жмутся теснее
в кучу; пустынная Лена стала живым, неумолкающим, ни летом, ни зимою,
путем.
Но довольно. Как ни хорошо отдохнуть
в Якутске от трудного
пути, как ни любезны его жители, но пробыть два месяца здесь — утомительно. Боже сохрани от лютости скуки и сорокаградусных морозов! Пора, пора, морозы уже трещат: 32, 35 и 37˚; скоро дышать будет тяжело.
В прошедшем году мороз здесь достигал, говорят, до 48˚.
Во время этих хлопот разоружения, перехода с «Паллады» на «Диану», смены одной команды другою, отправления сверхкомплектных офицеров и матросов сухим
путем в Россию я и выпросился домой. Это было
в начале августа 1854 года.
Наконец, третье действие — это возвращение путешественников, тоже под страхом и опасностями своего рода, разными
путями в Россию…
Последний воротился тогда
в Иркутск сухим
путем (и я примкнул к его свите), а пароход и при нем баржу, открытую большую лодку, где находились не умещавшиеся на пароходе люди и провизия, предоставил адмиралу. Предполагалось употребить на это путешествие до Шилки и Аргуни, к месту слияния их,
в местечко Усть-Стрелку, месяца полтора, и провизии взято было на два месяца, а плавание продолжалось около трех месяцев.