Неточные совпадения
22 января Л. А. Попов, штурманский офицер, за утренним чаем сказал: «Поздравляю:
сегодня в восьмом часу мы пересекли Северный тропик». — «А я
ночью озяб», — заметил я. «Как так?» — «Так, взял да и озяб: видно, кто-нибудь из нас охладел, или я, или тропики. Я лежал легко одетый под самым люком, а «ночной зефир струил эфир» прямо
на меня».
«Опять кто-то бананы поел! — воскликнул он
в негодовании, — верно, Зеленый, он
сегодня ночью на вахте стоял».
Опять пошли по узлу, по полтора, иногда совсем не шли. Сначала мы не тревожились, ожидая, что не
сегодня, так завтра задует поживее; но проходили дни,
ночи, паруса висели, фрегат только качался почти
на одном месте, иногда довольно сильно, от крупной зыби, предвещавшей, по-видимому, ветер. Но это только слабое и отдаленное дуновение где-то,
в счастливом месте, пронесшегося ветра. Появлявшиеся
на горизонте тучки, казалось, несли дождь и перемену: дождь точно лил потоками, непрерывный, а ветра не было.
Решились не допустить мачту упасть и
в помощь ослабевшим вантам «заложили сейтали» (веревки с блоками). Работа кипела, несмотря
на то, что уж наступила
ночь. Успокоились не прежде, как кончив ее.
На другой день стали вытягивать самые ванты. К счастию, погода стихла и дала исполнить это, по возможности, хорошо.
Сегодня мачта почти стоит твердо; но
на всякий случай заносят пару лишних вант, чтоб новый крепкий ветер не застал врасплох.
Неточные совпадения
— Эх, батюшка! Слова да слова одни! Простить! Вот он пришел бы
сегодня пьяный, как бы не раздавили-то, рубашка-то
на нем одна, вся заношенная, да
в лохмотьях, так он бы завалился дрыхнуть, а я бы до рассвета
в воде полоскалась, обноски бы его да детские мыла, да потом высушила бы за окном, да тут же, как рассветет, и штопать бы села, — вот моя и
ночь!.. Так чего уж тут про прощение говорить! И то простила!
Были
в жизни его моменты, когда действительность унижала его, пыталась раздавить, он вспомнил
ночь 9 Января
на темных улицах Петербурга, первые дни Московского восстания, тот вечер, когда избили его и Любашу, — во всех этих случаях он подчинялся страху, который взрывал
в нем естественное чувство самосохранения, а
сегодня он подавлен тоже, конечно, чувством биологическим, но — не только им.
— Наведены, наведены
сегодня в ночь! — радостно сказала она и приняла быстро вскочившую с постели барышню
на руки, накинула
на нее блузу и пододвинула крошечные туфли.
— Нет, наша редакция вся у Сен-Жоржа
сегодня, оттуда и поедем
на гулянье. А
ночью писать и чем свет
в типографию отсылать. До свидания.
«
В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это письмо? К чему я не спал всю
ночь, писал утром? Вот теперь, как стало
на душе опять покойно (он зевнул)… ужасно спать хочется. А если б письма не было, и ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же,
в аллее, глядели друг
на друга, говорили о счастье. И
сегодня бы так же и завтра…» Он зевнул во весь рот.