Неточные совпадения
И когда ворвутся
в душу эти великолепные
гости, не смутится ли сам хозяин среди своего пира?
— А! — радостно восклицает барин, отодвигая счеты. — Ну, ступай; ужо вечером как-нибудь улучим минуту да сосчитаемся. А теперь пошли-ка Антипку с Мишкой на болото да
в лес десятков пять дичи к обеду наколотить: видишь, дорогие
гости приехали!
Дамы пойдут
в сад и оранжерею, а барин с
гостем отправились по гумнам, по полям, на мельницу, на луга.
А как удивится
гость, приехавший на целый день к нашему барину, когда, просидев утро
в гостиной и не увидев никого, кроме хозяина и хозяйки, вдруг видит за обедом целую ватагу каких-то старичков и старушек, которые нахлынут из задних комнат и занимают «привычные места»!
Действительно, нет лучше плода: мягкий, нежный вкус, напоминающий сливочное мороженое и всю свежесть фрукта с тонким ароматом. Плод этот, когда поспеет, надо есть ложечкой. Если не ошибаюсь, по-испански он называется нона. Обед тянулся довольно долго, по-английски, и кончился тоже по-английски: хозяин сказал спич,
в котором изъявил удовольствие, что второй раз уже угощает далеких и редких
гостей, желал счастливого возвращения и звал вторично к себе.
Предоставив Каролине улыбаться и разговаривать с
гостями, она постоянно держалась на втором плане, молча принимала передаваемые ей Каролиной фунты и со вздохом опускала
в карман.
Мне пришел на память древний замок и мрачная комната,
в которой
гостил и ночевал какой-нибудь Плантагенет или Стюарт.
Ко мне
в каюту толпой стали ломиться индийцы, малайцы, китайцы, с аттестатами от судов разных наций, все портные, прачки, комиссионеры. На палубе настоящий базар: разноплеменные
гости разложили товары, и каждый горланил на своем языке, предлагая материи, раковины, обезьян, птиц, кораллы.
Ночной воздух стоит, как церемонный
гость, у дверей и нейдет
в каюту, не сладит с спершимся там воздухом.
Наконец они решились, и мы толпой окружили их: это первые наши
гости в Японии. Они с боязнью озирались вокруг и, положив руки на колени, приседали и кланялись чуть не до земли. Двое были одеты бедно: на них была синяя верхняя кофта, с широкими рукавами, и халат, туго обтянутый вокруг поясницы и ног. Халат держался широким поясом. А еще? еще ничего; ни панталон, ничего…
Мы повели
гостей в капитанскую каюту: там дали им наливки, чаю, конфект. Они еще с лодки все показывали на нашу фор-брам-стеньгу, на которой развевался кусок белого полотна, с надписью на японском языке «Судно российского государства». Они просили списать ее, по приказанию разумеется, чтоб отвезти
в город, начальству.
Вон деревни жмутся
в теснинах, кое-где разбросаны хижины. А это что: какие-то занавески с нарисованными на них, белой и черной краской, кругами? гербы Физенского и Сатсумского удельных князей, сказали нам
гости. Дунул ветерок, занавески заколебались и обнаружили пушки:
в одном месте три, с развалившимися станками,
в другом одна вовсе без станка — как страшно! Наши артиллеристы подозревают, что на этих батареях есть и деревянные пушки.
С последним лучом солнца по высотам загорелись огни и нитями опоясали вершины холмов, унизали берега — словом, нельзя было нарочно зажечь иллюминации великолепнее
в честь
гостей, какую японцы зажгли из страха, что вот сейчас, того гляди,
гости нападут на них.
Гостям было жарко
в каюте, одни вынимали маленькие бумажные платки и отирали пот, другие, особенно второй баниос, сморкались
в бумажки, прятали их
в рукав, обмахивались веерами.
Вообще мы старались быть любезны с
гостями, показывали им, после завтрака, картинки и, между прочим,
в книге Зибольда изображение японских видов: людей, зданий, пейзажей и прочего.
В 10-м часу приехали, сначала оппер-баниосы, потом и секретари. Мне и К. Н. Посьету поручено было их встретить на шканцах и проводить к адмиралу. Около фрегата собралось более ста японских лодок с голым народонаселением. Славно: пестроты нет, все
в одном и том же костюме, с большим вкусом! Мы с Посьетом ждали у грот-мачты, скоро ли появятся
гости и что за секретари
в Японии, похожи ли на наших?
И вот губернатор начинает спроваживать
гостей — нейдут; чуть он громко заговорит или не исполняет просьб, не шлет свежей провизии, мешает шлюпкам кататься — ему грозят идти
в Едо; если не присылает, по вызову, чиновников — ему говорят, что сейчас поедут сами искать их
в Нагасаки, и чиновники едут.
Вдруг из дверей явились, один за другим, двенадцать слуг, по числу
гостей; каждый нес обеими руками чашку с чаем, но без блюдечка. Подойдя к
гостю, слуга ловко падал на колени, кланялся, ставил чашку на пол, за неимением столов и никакой мебели
в комнатах, вставал, кланялся и уходил. Ужасно неловко было тянуться со стула к полу
в нашем платье. Я протягивал то одну, то другую руку и насилу достал. Чай отличный, как желтый китайский. Он густ, крепок и ароматен, только без сахару.
Говорят, не
в пору
гость хуже татарина:
в этом смысле русские были для него действительно хуже татар.
А как упрашивали они, утверждая, что они хлопочут только из того, чтоб нам было покойнее! «Вы у нас
гости, — говорил Эйноске, — представьте, что пошел
в саду дождь и старшему
гостю (разумея фрегат) предлагают зонтик, а он отказывается…» — «Чтоб уступить его младшим (мелким судам)», — прибавил Посьет.
После обеда нас повели
в особые галереи играть на бильярде. Хозяин и некоторые
гости, узнав, что мы собираемся играть русскую, пятишаровую партию, пришли было посмотреть, что это такое, но как мы с Посьетом
в течение получаса не сделали ни одного шара, то они постояли да и ушли, составив себе, вероятно, не совсем выгодное понятие о русской партии.
А между тем ящик этот делается почти на одну минуту: чтобы подать
в нем конфекты и потом отослать к
гостю домой, а тот, конечно, бросит.
Вот появилось ровно шесть слуг, по числу
гостей, каждый с подносом, на котором лежало что-то завернутое
в бумаге, рыба, как мне казалось.
Слуга подходил, ловко и мерно поднимал подставку,
в знак почтения, наравне с головой, падал на колени и с ловким, мерным движением ставил тихонько перед
гостем.
Смешать и посадить всех
гостей за один стол, как бы сделали
в Европе, невозможно.
На другой день, 5-го января, рано утром, приехали переводчики спросить о числе
гостей, и когда сказали, что будет немного, они просили пригласить побольше, по крайней мере хоть всех старших офицеров. Они сказали, что настоящий, торжественный прием назначен именно
в этот день и что будет большой обед. Как нейти на большой обед? Многие, кто не хотел ехать, поехали.
Впрочем, я и Посьет, может быть, обязаны его вниманием тому, что мы усердно хозяйничали, потчевали
гостей, подливали им шампанское,
в том числе и ему.
Я вместо Миссури вставил имя губернатора Овосава и привел
гостей в крайнее недоумение, даже
в испуг.
Мы стянулись кое-как и добрались до нашего судна, где застали
гостей: трех длиннобородых старцев
в белых, с черными полосками, халатах и сандалиях на босу ногу.
Он скрылся опять, а мы пошли по сводам и галереям монастыря.
В галереях везде плохая живопись на стенах: изображения святых и портреты испанских епископов, живших и умерших
в Маниле.
В церковных преддвериях видны большие картины какой-то старой живописи. «Откуда эта живопись здесь?» — спросил я, показывая на картину, изображающую обращение Св. Павла. Ни епископ, ни наш приятель, молодой миссионер, не знали: они были только
гости здесь.
Когда мы садились
в катер, вдруг пришли сказать нам, что
гости уж едут, что часть общества опередила нас. А мы еще не отвалили! Как засуетились наши молодые люди! Только что мы выгребли из Пассига, велели поставить паруса и понеслись. Под берегом было довольно тихо, и катер шел покойно, но мы видели вдали, как кувыркалась
в волнах крытая барка с
гостями.
Мы ногами упирались то
в кадку с мороженым, то
в корзины с конфектами, апельсинами и мангу, назначенными для
гостей и стоявшими
в беспорядке на дне шлюпки, а нас так и тащило с лавок долой.
Гостей угощали чаем, мороженым и фруктами, которые были, кажется, не без соли, как заметил я, потому что один из
гостей доверчиво запустил зубы
в мангу, но вдруг остановился и стал рассматривать плод, потом поглядывал на нас.
Я очень пристально вглядывался
в лица наших
гостей: как хотите, а это все дети одного семейства, то есть китайцы, японцы, корейцы и ликейцы.
Погуляв по северной стороне островка, где есть две красивые, как два озера, бухты, обсаженные деревьями, мы воротились
в село. Охотники наши застрелили дорогой три или четыре птицы.
В селе на берегу разостланы были циновки; на них сидели два старика, бывшие уже у нас, и пригласили сесть и нас. Почти все жители села сбежались смотреть на редких
гостей.
Видели мы кочевье оленных тунгусов со стадом оленей. Тишина и молчание сопровождали нас. Только раз засвистала какая-то птичка, да, кажется, сама испугалась и замолчала, или иногда вдруг из болота выскакивал кулик, местами
в вышине неслись гуси или утки, все это пролетные
гости здесь. Не слыхать и насекомых.
В том-то и дело, что проезжие
в Якутске — еще редкие
гости и оттого их балуют пока.
Обычаи здесь патриархальные:
гости пообедают, распростятся с хозяином и отправятся домой спать, и хозяин ляжет, а вечером явятся опять и садятся за бостон до ужина. Общество одно. Служащие, купцы и жены тех и других видятся ежедневно и… живут все
в больших ладах.
В приведенной книге даже сказано, что будто приглашенные вечером
гости, просидев часу до второго, возвращаются домой к своему ужину.