Неточные совпадения
Только
по итогам сделаешь вывод, что Лондон — первая столица
в мире, когда сочтешь, сколько громадных капиталов обращается
в день или год, какой страшный совершается прилив и отлив иностранцев
в этом океане народонаселения, как здесь сходятся покрывающие всю Англию железные дороги, как
по улицам из конца
в конец
города снуют десятки тысяч экипажей.
Португальцы поставили носилки на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они.
В самом
деле, прекрасный вид! Описывать его смешно. Уж лучше снять фотографию: та,
по крайней мере, передаст все подробности. Мы были на одном из уступов горы, на половине ее высоты… и того нет: под ногами нашими целое море зелени, внизу
город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как ползают люди и животные, а дальше вовсе не игрушка — океан; на рейде опять игрушки — корабли,
в том числе и наш.
Улица напоминает любой наш уездный
город в летний
день, когда полуденное солнце жжет беспощадно, так что ни одной живой души не видно нигде; только ребятишки безнаказанно, с непокрытыми головами, бегают
по улице и звонким криком нарушают безмолвие.
День был удивительно хорош: южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и лучей; улицы тянулись лениво, домы стояли задумчиво
в полуденный час и казались вызолоченными от жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими елями, наклоненными
в противоположную от Столовой горы сторону,
по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы на
город и залив.
В этот
день все из
города разъезжаются
по дачам.
Буры
разделили ее на округи, построили
города, церкви и ведут деятельную, патриархальную жизнь, не уступая,
по свидетельству многих английских путешественников, ни
в цивилизации, ни
в образе жизни жителям Капштата.
В ожидании товарищей, я прошелся немного
по улице и рассмотрел, что
город выстроен весьма правильно и чистота
в нем доведена до педантизма. На улице не увидишь ничего лишнего, брошенного. Канавки, идущие
по обеим сторонам улиц, мостики содержатся как будто
в каком-нибудь парке. «Скучный
город!» — говорил Зеленый с тоской, глядя на эту чистоту. При постройке
города не жалели места: улицы так широки и длинны, что
в самом
деле, без густого народонаселения, немного скучно на них смотреть.
На другой
день по возвращении
в Капштат мы предприняли прогулку около Львиной горы. Точно такая же дорога, как
в Бенсклюфе, идет
по хребту Льва, начинаясь
в одной части
города и оканчиваясь
в другой. Мы взяли две коляски и отправились часов
в одиннадцать утра.
День начинался солнечный, безоблачный и жаркий донельзя. Дорога шла
по берегу моря мимо дач и ферм.
В Японии, напротив, еще до сих пор скоро
дела не делаются и не любят даже тех, кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три добрые четверти часа езды. Японцы часто к нам ездят: ну что бы пригласить нас стать у
города, чтоб самим не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо спросить у верховного совета, верховный совет спросит у сиогуна, а тот пошлет к микадо.
Команда парохода любила его, и он любил этих славных ребят, коричневых от солнца и ветра, весело шутивших с ним. Они мастерили ему рыболовные снасти, делали лодки из древесной коры, возились с ним, катали его по реке во время стоянок, когда Игнат уходил
в город по делам. Мальчик часто слышал, как поругивали его отца, но не обращал на это внимания и никогда не передавал отцу того, что слышал о нем. Но однажды, в Астрахани, когда пароход грузился топливом, Фома услыхал голос Петровича, машиниста:
Неточные совпадения
Нельзя сказать, чтоб предводитель отличался особенными качествами ума и сердца; но у него был желудок,
в котором, как
в могиле, исчезали всякие куски. Этот не весьма замысловатый дар природы сделался для него источником живейших наслаждений. Каждый
день с раннего утра он отправлялся
в поход
по городу и поднюхивал запахи, вылетавшие из обывательских кухонь.
В короткое время обоняние его было до такой степени изощрено, что он мог безошибочно угадать составные части самого сложного фарша.
Дома он через минуту уже решил
дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить
город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той силы
в природе, которая могла бы убедить прохвоста
в неведении чего бы то ни было, то
в этом случае невежество являлось не только равносильным знанию, но даже
в известном смысле было прочнее его.
Дело в том, что
по окончательном устройстве
города последовал целый ряд празднеств.
Двоекурову Семен Козырь полюбился
по многим причинам. Во-первых, за то, что жена Козыря, Анна, пекла превосходнейшие пироги; во-вторых, за то, что Семен, сочувствуя просветительным подвигам градоначальника, выстроил
в Глупове пивоваренный завод и пожертвовал сто рублей для основания
в городе академии; в-третьих, наконец, за то, что Козырь не только не забывал ни Симеона-богоприимца, ни Гликерии-девы (
дней тезоименитства градоначальника и супруги его), но даже праздновал им дважды
в год.
И точно, он начал нечто подозревать. Его поразила тишина во время
дня и шорох во время ночи. Он видел, как с наступлением сумерек какие-то тени бродили
по городу и исчезали неведомо куда и как с рассветом
дня те же самые тени вновь появлялись
в городе и разбегались
по домам. Несколько
дней сряду повторялось это явление, и всякий раз он порывался выбежать из дома, чтобы лично расследовать причину ночной суматохи, но суеверный страх удерживал его. Как истинный прохвост, он боялся чертей и ведьм.