Неточные совпадения
Робко ходит
в первый раз человек
на корабле: каюта ему кажется гробом, а между тем едва ли он безопаснее
в многолюдном
городе,
на шумной
улице, чем
на крепком парусном судне,
в океане.
День был удивительно хорош: южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и лучей;
улицы тянулись лениво, домы стояли задумчиво
в полуденный час и казались вызолоченными от жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими елями, наклоненными
в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы
на город и залив.
Дорогой навязавшийся нам
в проводники малаец принес нам винограду. Мы пошли назад все по садам, между огромными дубами, из рытвины
в рытвину, взобрались
на пригорок и, спустившись с него, очутились
в городе. Только что мы вошли
в улицу, кто-то сказал: «Посмотрите
на Столовую гору!» Все оглянулись и остановились
в изумлении: половины горы не было.
В ожидании товарищей, я прошелся немного по
улице и рассмотрел, что
город выстроен весьма правильно и чистота
в нем доведена до педантизма.
На улице не увидишь ничего лишнего, брошенного. Канавки, идущие по обеим сторонам
улиц, мостики содержатся как будто
в каком-нибудь парке. «Скучный
город!» — говорил Зеленый с тоской, глядя
на эту чистоту. При постройке
города не жалели места:
улицы так широки и длинны, что
в самом деле, без густого народонаселения, немного скучно
на них смотреть.
Все это сделано.
Город Виктория состоит из одной, правда,
улицы, но
на ней почти нет ни одного дома; я ошибкой сказал выше домы: это все дворцы, которые основаниями своими купаются
в заливе.
На море обращены балконы этих дворцов, осененные теми тощими бананами и пальмами, которые видны с рейда и которые придают такой же эффект пейзажу, как принужденная улыбка грустному лицу.
Мне показалось, что я вдруг очутился
на каком-нибудь нашем московском толкучем рынке или
на ярмарке губернского
города, вдалеке от Петербурга, где еще не завелись ни широкие
улицы, ни магазины; где
в одном месте и торгуют, и готовят кушанье, где продают шелковый товар
в лавочке, между кипящим огромным самоваром и кучей кренделей, где рядом помещаются лавка с фруктами и лавка с лаптями или хомутами.
Улицы, домы, лавки — все это провинциально и похоже
на все
в мире, как я теперь погляжу, провинциальные
города,
в том числе и
на наши: такие же длинные заборы, длинные переулки без домов, заросшие травой, пустота, эклектизм
в торговле и отсутствие движения.
Проехав множество
улиц, замков, домов, я выехал
в другие ворота крепости, ко взморью, и успел составить только пока заключение, что испанский
город —
город большой,
город сонный и
город очень опрятный. Едучи туда, я думал, правду сказать, что
на меня повеет дух падшей, обедневшей державы, что я увижу запустение, отсутствие строгости, порядка — словом, поэзию разорения, но меня удивил вид благоустроенности, чистоты: везде видны следы заботливости, даже обилия.
В дождь ни выйти, ни выехать нельзя:
в городе и окрестностях наводнение; землетрясение производит
в домах и
на улицах то же, что
в качку
на кораблях: все
в ужасе; индийцы падают ниц…
Неточные совпадения
Этот вопрос произвел всеобщую панику; всяк бросился к своему двору спасать имущество.
Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума двигалась эта вереница по направлению к выгону и, отойдя от
города на безопасное расстояние, начала улаживаться.
В эту минуту полил долго желанный дождь и растворил
на выгоне легко уступающий чернозем.
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу пожару,
в несколько часов сломали целую
улицу домов и окопали пожарище со стороны
города глубокою канавой.
На другой день пожар уничтожился сам собою вследствие недостатка питания.
Въезд
в какой бы ни было
город, хоть даже
в столицу, всегда как-то бледен; сначала все серо и однообразно: тянутся бесконечные заводы да фабрики, закопченные дымом, а потом уже выглянут углы шестиэтажных домов, магазины, вывески, громадные перспективы
улиц, все
в колокольнях, колоннах, статуях, башнях, с городским блеском, шумом и громом и всем, что
на диво произвела рука и мысль человека.
— Это мы хорошо сделали, что теперь ушли, — заторопилась, перебивая, Пульхерия Александровна, — он куда-то по делу спешил; пусть пройдется, воздухом хоть подышит… ужас у него душно… а где тут воздухом-то дышать? Здесь и
на улицах, как
в комнатах без форточек. Господи, что за
город!.. Постой, посторонись, задавят, несут что-то! Ведь это фортепиано пронесли, право… как толкаются… Этой девицы я тоже очень боюсь…
Зурин тотчас распорядился. Он сам вышел
на улицу извиняться перед Марьей Ивановной
в невольном недоразумении и приказал вахмистру отвести ей лучшую квартиру
в городе. Я остался ночевать у него.