Неточные совпадения
Говорить ли о теории
ветров, о направлении и курсах корабля, о широтах и долготах или докладывать, что такая-то страна была когда-то под водою, а вот это дно было наруже; этот остров произошел от огня, а тот от сырости; начало этой страны относится к такому времени, народ произошел оттуда, и при этом старательно выписать из ученых авторитетов, откуда, что и как?
Но
ветер был не совсем попутный, и потому нас потащил по заливу сильный пароход и на рассвете воротился, а мы стали бороться с поднявшимся бурным или, как моряки
говорят, «свежим»
ветром.
Взглянешь около себя и увидишь мачты, палубы, пушки, слышишь рев
ветра, а невдалеке, в красноречивом безмолвии, стоят красивые скалы: не раз содрогнешься за участь путешественников!.. Но я убедился, что читать и слушать рассказы об опасных странствиях гораздо страшнее, нежели испытывать последние.
Говорят, и умирающему не так страшно умирать, как свидетелям смотреть на это.
«Какая буря — свежий
ветер!» —
говорят вам.
«Крепкий
ветер, жестокий
ветер! —
говорил по временам капитан, входя в каюту и танцуя в ней.
Несет ли попутным
ветром по десяти узлов в час — «славно, отлично!» —
говорит он.
«В этой широте, —
говорит одна надпись, — в таких-то градусах, ты встретишь такие
ветры», и притом показаны месяц и число.
Рассчитывали на дующие около того времени вестовые
ветры, но и это ожидание не оправдалось. В воздухе мертвая тишина, нарушаемая только хлопаньем грота. Ночью с 21 на 22 февраля я от жара ушел спать в кают-компанию и лег на диване под открытым люком. Меня разбудил неистовый топот, вроде трепака, свист и крики. На лицо упало несколько брызг. «Шквал! —
говорят, — ну, теперь задует!» Ничего не бывало, шквал прошел, и фрегат опять задремал в штиле.
Я ждал, не будет ли бури, тех стремительных
ветров, которые наводят ужас на стоящие на рейде суда; но жители капштатские
говорят, что этого не бывает.
Не сживаюсь я с этими противоположностями: все мне кажется, что теперь весна, а здесь готовятся к зиме, то есть к дождям и
ветрам,
говорят, что фрукты отошли, кроме винограда, все.
У всякого в голове, конечно, шевелились эти мысли, но никто не
говорил об этом и некогда было: надо было действовать — и действовали. Какую энергию, сметливость и присутствие духа обнаружили тут многие! Савичу точно праздник: выпачканный, оборванный, с сияющими глазами, он летал всюду, где
ветер оставлял по себе какой-нибудь разрушительный след.
Наконец мы вошли на первый рейд и очутились среди островов и холмов. Здесь застал нас штиль, и потом подул противный
ветер; надо было лавировать. «Куда ж вы? —
говорили японцы, не понимая лавировки, — вам надо сюда, налево». Наконец вошли и на второй рейд, на указанное место.
Сегодня встаем утром: теплее вчерашнего; идем на фордевинд, то есть
ветер дует прямо с кормы; ходу пять узлов и
ветер умеренный. «Свистать всех наверх — на якорь становиться!» — слышу давеча и бегу на ют. Вот мы и на якоре. Но что за безотрадные скалы! какие дикие места! ни кустика нет.
Говорят, есть деревня тут: да где же? не видать ничего, кроме скал.
9-го февраля, рано утром, оставили мы Напакианский рейд и лавировали, за противным
ветром, между большим Лю-чу и другими, мелкими Ликейскими островами, из которых одни путешественники назвали Ама-Керима, а миссионер Беттельгейм
говорит, что Ама-Керима на языке ликейцев значит: вон там дальше — Керима. Сколько по белу свету ходит переводов и догадок, похожих на это!
«Смотрите, бурунов совсем нет,
ветер с берега, —
говорил он, — вам не придется по воде идти, ног не замочите, и зубы не заболят».
Да и нечего
говорить, разве только спрашивать: «Выдержат ли якорные цепи и канаты напор
ветра или нет?» Вопрос, похожий на гоголевский вопрос: «Доедет или не доедет колесо до Казани?» Но для нас он был и гамлетовским вопросом: быть или не быть?
— Мало ли денег! Да ведь и я не с
ветру говорю, а настоящее дело докладываю. Коли много денег кажется, поторговаться можно. Уступит и за семьсот. А и не уступит, все-таки упускать не след. Деньги-то, которые ты тут отдашь, словно в ламбарте будут. Еще лучше, потому что в Москву за процентами ездить не нужно, сами придут.
Неточные совпадения
Было темно. Пантен, подняв воротник куртки, ходил у компаса,
говоря рулевому: «Лево четверть румба; лево. Стой: еще четверть». «Секрет» шел с половиною парусов при попутном
ветре.
— Я люблю, — продолжал Раскольников, но с таким видом, как будто вовсе не об уличном пении
говорил, — я люблю, как поют под шарманку в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно-зеленые и больные лица; или, еще лучше, когда снег мокрый падает, совсем прямо, без
ветру, знаете? а сквозь него фонари с газом блистают…
Ветер. Все двери настежь, кроме в спальню к Софии. В перспективе раскрывается ряд освещенных комнат, слуги суетятся; один из них, главный,
говорит:
Ну поцелуйте же, не ждали?
говорите! // Что ж, ради? Нет? В лицо мне посмотрите. // Удивлены? и только? вот прием! // Как будто не прошло недели; // Как будто бы вчера вдвоем // Мы мочи нет друг другу надоели; // Ни на́волос любви! куда как хороши! // И между тем, не вспомнюсь, без души, // Я сорок пять часов, глаз мигом не прищуря, // Верст больше седьмисот пронесся, —
ветер, буря; // И растерялся весь, и падал сколько раз — // И вот за подвиги награда!
— Место — неуютное. Тоскливо. Смотришь вокруг, —
говорил Дмитрий, — и возмущаешься идиотизмом власти, их дурацкими приемами гасить жизнь. Ну, а затем, присмотришься к этой пустынной земле, и как будто почувствуешь ее жажду человека, — право! И вроде как бы
ветер шепчет тебе: «Ага, явился? Ну-ко, начинай…»