Неточные совпадения
Мы стали прекрасно. Вообразите огромную сцену, в глубине которой, верстах в трех от вас, видны высокие холмы, почти горы, и у подошвы их куча домов с белыми известковыми стенами, черепичными или деревянными кровлями. Это и есть город, лежащий на
берегу полукруглой
бухты. От
бухты идет пролив, широкий, почти как Нева, с зелеными, холмистыми
берегами, усеянными хижинами, батареями, деревнями, кедровником и нивами.
Что за заливцы, уголки, приюты прохлады и лени, образуют узор
берегов в проливе! Вон там идет глубоко в холм ущелье, темное, как коридор, лесистое и такое узкое, что, кажется, ежеминутно грозит раздавить далеко запрятавшуюся туда деревеньку. Тут маленькая, обстановленная деревьями
бухта, сонное затишье, где всегда темно и прохладно, где самый сильный ветер чуть-чуть рябит волны; там беспечно отдыхает вытащенная на
берег лодка, уткнувшись одним концом в воду, другим в песок.
Но холодно; я прятал руки в рукава или за пазуху, по карманам, носы у нас посинели. Мы осмотрели, подойдя вплоть к
берегу, прекрасную
бухту, которая лежит налево, как только входишь с моря на первый рейд. Я прежде не видал ее, когда мы входили: тогда я занят был рассматриванием ближних
берегов, батарей и холмов.
А
бухта отличная: на
берегу видна деревня и ряд террас, обработанных до последней крайности, до самых вершин утесов и вплоть до крутых обрывов к морю, где уже одни каменья стоймя опускаются в океан и где никакая дикая коза не влезет туда.
Там тоже горы, да какие! не чета здешним: голый камень, а
бухта удобна,
берега приглубы, суда закрыты от ветров.
Мы быстро двигались вперед мимо знакомых уже прекрасных
бухт, холмов, скал, лесков. Я занялся тем же, чем и в первый раз, то есть мысленно уставлял все эти пригорки и рощи храмами, дачами, беседками и статуями, а воды залива — пароходами и чащей мачт;
берега населял европейцами: мне уж виделись дорожки парка, скачущие амазонки; а ближе к городу снились фактории, русская, американская, английская…
Бухта большая;
берега покрыты непроходимою кудрявою зеленью.
Сегодня два события, следовательно, два развлечения: кит зашел в
бухту и играл у
берегов да наши куры, которых свезли на
берег, разлетелись, штук сто. Странно: способность летать вдруг в несколько дней развилась в лесу так, что не было возможности поймать их; они летали по деревьям, как лесные птицы. Нет сомнения, что если они одичают, то приобретут все способности для летанья, когда-то, вероятно, утраченные ими в порабощенном состоянии.
Погуляв по северной стороне островка, где есть две красивые, как два озера,
бухты, обсаженные деревьями, мы воротились в село. Охотники наши застрелили дорогой три или четыре птицы. В селе на
берегу разостланы были циновки; на них сидели два старика, бывшие уже у нас, и пригласили сесть и нас. Почти все жители села сбежались смотреть на редких гостей.
Сегодня, часу в пятом после обеда, мы впятером поехали на
берег, взяли с собой самовар, невод и ружья. Наконец мы ступили на
берег, на котором, вероятно, никогда не была нога европейца. Миссионерам сюда забираться было незачем, далеко и пусто. Броутон говорит или о другой
бухте, или если и заглянул сюда, то на
берег, по-видимому, не выходил, иначе бы он определил его верно.
Утро чудесное, море синее, как в тропиках, прозрачное; тепло, хотя не так, как в тропиках, но, однако ж, так, что в байковом пальто сносно ходить по палубе. Мы шли все в виду
берега. В полдень оставалось миль десять до места; все вышли, и я тоже, наверх смотреть, как будем входить в какую-то
бухту, наше временное пристанище. Главное только усмотреть вход, а в
бухте ошибиться нельзя: промеры показаны.
Мы прошли большой залив и увидели две другие
бухты, направо и налево, длинными языками вдающиеся в
берега, а большой залив шел сам по себе еще мили на две дальше.
В маленькой
бухте, куда мы шли, стояло уже опередившее нас наше судно «Князь Меншиков», почти у самого
берега.
Какой же это
берег? что за
бухта? — спросите вы. Да все тянется глухой, манчжурский, следовательно принадлежащий китайцам,
берег.
Но зато мелькают между ними — очень редко, конечно, — и другие — с натяжкой, с насилием языка. Например, моряки пишут: «Такой-то фрегат где-нибудь в
бухте стоял «мористо»: это уже не хорошо, но еще хуже выходит «мористее», в сравнительной степени. Не морскому читателю, конечно, в голову не придет, что «мористо» значит близко, а «мористее» — ближе к открытому морю, нежели к
берегу.
Но в чашке нет ни скал, стоящих в виде островов посередине, ни угловатых
берегов, — а это все было в
бухте Симодо.
Вследствие колебания морского дна у
берегов Японии в
бухту Симодо влился громадный вал, который коснулся
берега и отхлынул, но не успел уйти из
бухты, как навстречу ему, с моря, хлынул другой вал, громаднее. Они столкнулись, и не вместившаяся в
бухте вода пришла в круговоротное движение и начала полоскать всю
бухту, хлынув на
берега, вплоть до тех высот, куда спасались люди из Симодо.
По изустным рассказам свидетелей, поразительнее всего казалось переменное возвышение и понижение
берега: он то приходил вровень с фрегатом, то вдруг возвышался саженей на шесть вверх. Нельзя было решить, стоя на палубе, поднимается ли вода, или опускается самое дно моря? Вращением воды кидало фрегат из стороны в сторону, прижимая на какую-нибудь сажень к скалистой стене острова, около которого он стоял, и грозя раздробить, как орех, и отбрасывая опять на середину
бухты.
Фрегат повели, приделав фальшивый руль, осторожно, как носят раненого в госпиталь, в отысканную в другом заливе, верстах в 60 от Симодо, закрытую
бухту Хеда, чтобы там повалить на отмель, чинить — и опять плавать. Но все надежды оказались тщетными. Дня два плаватели носимы были бурным ветром по заливу и наконец должны были с неимоверными усилиями перебраться все (при морозе в 4˚) сквозь буруны на шлюпках, по канату, на
берег, у подошвы японского Монблана, горы Фудзи, в противуположной стороне от
бухты Хеда.