Неточные совпадения
— Полезь-ка,
так узнает! Разве
нет в дворне женского пола, кроме меня? С Прошкой свяжусь! вишь, что выдумал! Подле него и сидеть-то тошно — свинья свиньей! Он, того и гляди, норовит ударить человека или сожрать что-нибудь барское из-под рук — и не увидишь.
— Поди-ка на цыпочках, тихохонько, посмотри, спит ли Сашенька? — сказала она. — Он, мой голубчик, проспит, пожалуй, и последний денек:
так и не нагляжусь на него. Да
нет, куда тебе! ты, того гляди, влезешь как корова! я лучше сама…
С виду он полный, потому что у него
нет ни горя, ни забот, ни волнений, хотя он прикидывается, что весь век живет чужими горестями и заботами; но ведь известно, что чужие горести и заботы не сушат нас: это
так заведено у людей.
«
Нет, вот твои
так неизъяснимые строки!» — подумал Петр Иваныч.
«
Нет, — подумал он, — сберегу: есть охотники до
таких писем; иные собирают целые коллекции, — может быть, случится одолжить кого-нибудь».
А там, у нас, входи смело; если отобедали,
так опять для гостя станут обедать; самовар утром и вечером не сходит со стола, а колокольчиков и в магазинах
нет.
— Нужды
нет, все-таки оно не годится, на днях я завезу тебя к своему портному; но это пустяки. Есть о чем важнее поговорить. Скажи-ка, зачем ты сюда приехал?
— Мать пишет, что она дала тебе тысячу рублей: этого мало, — сказал Петр Иваныч. — Вот один мой знакомый недавно приехал сюда, ему тоже надоело в деревне; он хочет пользоваться жизнию,
так тот привез пятьдесят тысяч и ежегодно будет получать по стольку же. Он точно будет пользоваться жизнию в Петербурге, а ты —
нет! ты не за тем приехал.
—
Нет,
нет!.. после когда-нибудь; я
так только спросил.
— Есть и здесь любовь и дружба, — где
нет этого добра? только не
такая, как там, у вас; со временем увидишь сам…
Впрочем, не думай, чтоб я тебе отказывал:
нет, если придется
так, что другого средства не будет,
так ты, нечего делать, обратись ко мне…
— Да, почти — вот только две строки осталось, — сейчас дочитаю; а что? ведь тут секретов
нет, иначе бы оно не валялось
так…
— Потому что в этом поступке разума, то есть смысла,
нет, или, говоря словами твоего профессора, сознание не побуждает меня к этому; вот если б ты был женщина —
так другое дело: там это делается без смысла, по другому побуждению.
— Нужды
нет, ты все-таки пошли: может быть, он поумнее станет: это наведет его на разные новые мысли; хоть вы кончили курс, а школа ваша только что начинается.
— Вы, дядюшка, удивительный человек! для вас не существует постоянства,
нет святости обещаний… Жизнь
так хороша,
так полна прелести, неги: она как гладкое, прекрасное озеро…
— Как тебе заблагорассудится. Жениха своего она заставит подозревать бог знает что; пожалуй, еще и свадьба разойдется, а отчего? оттого, что вы там рвали вместе желтые цветы…
Нет,
так дела не делаются. Ну,
так ты по-русски писать можешь, — завтра поедем в департамент: я уж говорил о тебе прежнему своему сослуживцу, начальнику отделения; он сказал, что есть вакансия; терять времени нечего… Это что за кипу ты вытащил?
— Боже сохрани! Искусство само по себе, ремесло само по себе, а творчество может быть и в том и в другом,
так же точно, как и не быть. Если
нет его,
так ремесленник
так и называется ремесленник, а не творец, и поэт без творчества уж не поэт, а сочинитель… Да разве вам об этом не читали в университете? Чему же вы там учились?..
В эфире звезды, притаясь,
Дрожат в изменчивом сиянье
И, будто дружно согласясь,
Хранят коварное молчанье.
Так в мире все грозит бедой,
Все зло нам дико предвещает,
Беспечно будто бы качает
Нас в нем обманчивый покой;
И грусти той назва…нья
нет…
Нет! я не
так начал! — сказал он, сдвинув немного брови.
—
Нет, вы ему ничего не говорите, — перебил Александр, — я ему еще не посылал своей работы, оттого он
так и сказал…
—
Так что ж ты
таким полководцем смотришь? Если
нет,
так не мешай мне, а вот лучше сядь да напиши в Москву, к купцу Дубасову, о скорейшей высылке остальных денег. Прочти его письмо: где оно? вот.
—
Нет, дядюшка, пусть же я буду вечно глуп в ваших глазах, но я не могу существовать с
такими понятиями о жизни, о людях. Это больно, грустно! тогда мне не надо жизни, я не хочу ее при
таких условиях — слышите ли? я не хочу.
— Ох,
нет! Я предчувствую, что ты еще много кое-чего перебьешь у меня. Но это бы все ничего: любовь любовью; никто не мешает тебе; не нами заведено заниматься особенно прилежно любовью в твои лета, но, однако ж, не до
такой степени, чтобы бросать дело; любовь любовью, а дело делом…
— До сих пор, слава богу,
нет, а может случиться, если бросишь дело; любовь тоже требует денег: тут и лишнее щегольство и разные другие траты… Ох, эта мне любовь в двадцать лет! вот уж презренная,
так презренная, никуда не годится!
Мужа с женой связывают общие интересы, обстоятельства, одна судьба, — вот и живут вместе; а
нет этого,
так и расходятся, любят других, — иной прежде, другой после: это называется изменой!..
— Но что ж за жизнь! — начал Александр, — не забыться, а все думать, думать…
нет, я чувствую, что это не
так! Я хочу жить без вашего холодного анализа, не думая о том, ожидает ли меня впереди беда, опасность, или
нет — все равно!.. Зачем я буду думать заранее и отравлять…
—
Нет! я никогда не сближался ни с кем до
такой степени, чтоб жалеть, и тебе то же советую.
Ожидаешь вслед за тем опять
такого же пронзительного луча — отнюдь
нет! веки подымутся тихо, медленно — вас озарит кроткое сияние взоров как будто медленно выплывшей из-за облаков луны.
— Я говорю: «Ну где теперь Александру Федорычу быть? — продолжала Марья Михайловна, — уж половина пятого». — «
Нет, говорит, maman, надо подождать, — он будет». Смотрю, три четверти: «Воля твоя, говорю я, Наденька: Александр Федорыч, верно, в гостях, не будет; я проголодалась». — «
Нет, говорит, еще подождать надо, до пяти часов».
Так и проморила меня. Что, неправда, сударыня?
Наступала ночь…
нет, какая ночь! разве летом в Петербурге бывают ночи? это не ночь, а… тут надо бы выдумать другое название —
так, полусвет…
«
Нет, — говорил он сам с собой, —
нет, этого быть не может! дядя не знал
такого счастья, оттого он
так строг и недоверчив к людям. Бедный! мне жаль его холодного, черствого сердца: оно не знало упоения любви, вот отчего это желчное гонение на жизнь. Бог его простит! Если б он видел мое блаженство, и он не наложил бы на него руки, не оскорбил бы нечистым сомнением. Мне жаль его…»
«И дядюшка хочет уверить меня, что счастье химера, что нельзя безусловно верить ничему, что жизнь… бессовестный! зачем он хотел
так жестоко обмануть меня?
Нет, вот жизнь!
так я воображал ее себе, такова она должна быть, такова есть и такова будет! Иначе
нет жизни!»
Об этой неудаче он ни полслова Наденьке; проглотил обиду молча — и концы в воду. «Что же повесть, — спрашивала она, — напечатали?» — «
Нет! — говорил он, — нельзя; там много
такого, что у нас покажется дико и странно…»
Нет, в мое время какая верховая езда! нас совсем не
так воспитывали.
—
Нет: я, кажется,
так же ласкова с вами,
так же весело встречаю вас…
— Какое, сударь, не принимаем: уж все перебывали, только вас
нет; барыня не надивится. Вот его сиятельство
так каждый день изволит жаловать…
такой добрый барин. Я намедни ходил к нему с какой-то тетрадкой от барышни — красненькую пожаловал.
— Здравствуй, Александр, — приветствовал он, воротясь туда, племянника, — давно мы с тобой не видались. То днем тебя не дождешься, а тут вдруг — бац ночью! Что
так поздно? Да что с тобой? на тебе лица
нет.
— Да неужели ты от любви
так похудел? Какой срам!
Нет: ты был болен, а теперь начинаешь выздоравливать, да и пора! шутка ли, года полтора тянется глупость. Еще немного,
так, пожалуй, и я бы поверил неизменной и вечной любви.
— Не станет!
так в нем
нет ни капли благородства! — с злостью заметил Александр, — я не полагал, чтоб он был низок до
такой степени!
— Ну
так воля твоя, — он решит в его пользу. Граф, говорят, в пятнадцати шагах пулю в пулю
так и сажает, а для тебя, как нарочно, и промахнется! Положим даже, что суд божий и попустил бы
такую неловкость и несправедливость: ты бы как-нибудь ненарочно и убил его — что ж толку? разве ты этим воротил бы любовь красавицы?
Нет, она бы тебя возненавидела, да притом тебя бы отдали в солдаты… А главное, ты бы на другой же день стал рвать на себе волосы с отчаяния и тотчас охладел бы к своей возлюбленной…
Такой любви
нет, или это не любовь,
так точно, как
нет одной идеальной.
— Видишь ли? сам во всем кругом виноват, — примолвил Петр Иваныч, выслушав и сморщившись, — сколько глупостей наделано! Эх, Александр, принесла тебя сюда нелегкая! стоило за этим ездить! Ты бы мог все это проделать там, у себя, на озере, с теткой. Ну, как можно
так ребячиться, делать сцены… беситься? фи! Кто нынче это делает? Что, если твоя… как ее? Юлия… расскажет все графу? Да
нет, этого опасаться нечего, слава богу! Она, верно,
так умна, что на вопрос его о ваших отношениях сказала…
— Не за что!
нет, дядюшка, это уж из рук вон! Положим, граф… еще
так… он не знал… да и то
нет! а она? кто же после этого виноват? я?
Не я ли твердил тебе, что ты до сих пор хотел жить
такою жизнию, какой
нет?
Жить полтора года
такою полною жизнию и вдруг —
нет ничего! пустота…
— В самом деле, бедный! Как это достает тебя? Какой страшный труд: получить раз в месяц письмо от старушки и, не читая, бросить под стол или поговорить с племянником! Как же, ведь это отвлекает от виста! Мужчины, мужчины! Если есть хороший обед, лафит за золотой печатью да карты — и все тут; ни до кого и дела
нет! А если к этому еще случай поважничать и поумничать —
так и счастливы.
— Мы очень умны: как нам заниматься
такими мелочами? Мы ворочаем судьбами людей. Смотрят что у человека в кармане да в петлице фрака, а до остального и дела
нет. Хотят, чтоб и все были
такие! Нашелся между ними один чувствительный, способный любить и заставить любить себя…
— Довольно, ради бога, довольно! — перебил Петр Иваныч, — терпенья
нет! ты рвать хотел: рви же, рви скорей! вот
так!
— А ты? неужели ты веришь? — спросил Петр Иваныч, подходя к ней, — да
нет, ты шутишь! Он еще ребенок и не знает ни себя, ни других, а тебе было бы стыдно! Неужели ты могла бы уважать мужчину, если б он полюбил
так?..
Так ли любят?..
— Ну,
так ты ничего не смыслишь. Пойдем дальше. Ты говоришь, что у тебя
нет друзей, а я все думал, что у тебя их трое.