Неточные совпадения
— Послушай, Саша, — сказала она в волнении, положив ему руку
на плечо, по-видимому с намерением сделать последнюю попытку, — еще
время не ушло: подумай, останься!
Александр слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по
временам в окно,
на дальнюю дорогу.
Кто не знает Антона Иваныча? Это вечный жид. Он существовал всегда и всюду, с самых древнейших
времен, и не переводился никогда. Он присутствовал и
на греческих и
на римских пирах, ел, конечно, и упитанного тельца, закланного счастливым отцом по случаю возвращения блудного сына.
— Полно! какая тут добродетель. От скуки там всякому мерзавцу рады: «Милости просим, кушай, сколько хочешь, только займи как-нибудь нашу праздность, помоги убить
время да дай взглянуть
на тебя — все-таки что-нибудь новое; а кушанья не пожалеем это нам здесь ровно ничего не стоит…» Препротивная добродетель!
— Очень.
Время проходит, а ты до сих пор мне еще и не помянул о своих намерениях: хочешь ли ты служить, избрал ли другое занятие — ни слова! а все оттого, что у тебя Софья да знаки
на уме. Вот ты, кажется, к ней письмо пишешь? Так?
— Мудрено! с Адама и Евы одна и та же история у всех, с маленькими вариантами. Узнай характер действующих лиц, узнаешь и варианты. Это удивляет тебя, а еще писатель! Вот теперь и будешь прыгать и скакать дня три, как помешанный, вешаться всем
на шею — только, ради бога, не мне. Я тебе советовал бы запереться
на это
время в своей комнате, выпустить там весь этот пар и проделать все проделки с Евсеем, чтобы никто не видал. Потом немного одумаешься, будешь добиваться уж другого, поцелуя например…
Она несла несколько
времени букашку
на ладони, и когда та зашевелилась и начала ползать взад и вперед по руке, Наденька вздрогнула, быстро сбросила ее
на землю и раздавила ногой, промолвив: «Мерзкая букашка!»
Кругом тихо. Только издали, с большой улицы, слышится гул от экипажей, да по
временам Евсей, устав чистить сапог, заговорит вслух: «Как бы не забыть: давеча в лавочке
на грош уксусу взял да
на гривну капусты, завтра надо отдать, а то лавочник, пожалуй, в другой раз и не поверит — такая собака! Фунтами хлеб вешают, словно в голодный год, — срам! Ух, господи, умаялся. Вот только дочищу этот сапог — и спать. В Грачах, чай, давно спят: не по-здешнему! Когда-то господь бог приведет увидеть…»
— Трудится бездарный труженик; талант творит легко и свободно…» Но, вспомнив, что статьи его о сельском хозяйстве, да и стихи тоже, были сначала так, ни то ни се, а потом постепенно совершенствовались и обратили
на себя особенное внимание публики, он задумался, понял нелепость своего заключения и со вздохом отложил изящную прозу до другого
времени: когда сердце будет биться ровнее, мысли придут в порядок, тогда он дал себе слово заняться как следует.
Адуев только что спустился с лестницы, как силы изменили ему: он сел
на последней ступени, закрыл глаза платком и вдруг начал рыдать громко, но без слез. В это
время мимо сеней проходил дворник. Он остановился и послушал.
Я не понимаю этой глупости, которую, правду сказать, большая часть любовников делают от сотворения мира до наших
времен: сердиться
на соперника! может ли быть что-нибудь бессмысленней — стереть его с лица земли! за что? за то, что он понравился! как будто он виноват и как будто от этого дела пойдут лучше, если мы его накажем!
В этом мире небо кажется чище, природа роскошнее; разделять жизнь и
время на два разделения — присутствие и отсутствие,
на два
времени года — весну и зиму; первому соответствует весна, зима второму, — потому что, как бы ни были прекрасны цветы и чиста лазурь неба, но в отсутствии вся прелесть того и другого помрачается; в целом мире видеть только одно существо и в этом существе заключать вселенную…
Иногда угасшая любовь придет
на память, он взволнуется — и за перо: и напишет трогательную элегию. В другой раз желчь хлынет к сердцу и поднимет со дна недавно бушевавшую там ненависть и презрение к людям, — смотришь — и родится несколько энергических стихов. В то же
время он обдумывал и писал повесть. Он потратил
на нее много размышления, чувства, материального труда и около полугода
времени. Вот наконец повесть готова, пересмотрена и переписана набело. Тетка была в восхищении.
Ему покажется, например, что вечером, при гостях, она не довольно долго и нежно или часто глядит
на него, и он осматривается, как зверь, кругом, — и горе, если в это
время около Юлии есть молодой человек, и даже не молодой, а просто человек, часто женщина, иногда — вещь.
На некоторое
время свобода, шумные сборища, беспечная жизнь заставили его забыть Юлию и тоску. Но все одно да одно, обеды у рестораторов, те же лица с мутными глазами; ежедневно все тот же глупый и пьяный бред собеседников и, вдобавок к этому, еще постоянно расстроенный желудок: нет, это не по нем. Слабый организм тела и душа Александра, настроенная
на грустный, элегический тон, не вынесли этих забав.
В это
время девушка заметила, что Александр смотрит
на нее, покраснела и отступила назад. Старик, по-видимому ее отец, поклонился Адуеву. Адуев угрюмо отвечал
на поклон, бросил удочку и сел шагах в десяти оттуда
на скамью под деревом.
— Эх вы, рыболовы! — говорил между тем Костяков, поправляя свои удочки и поглядывая по
временам злобно
на Александра, — куда вам рыбу ловить! ловили бы вы мышей, сидя там у себя,
на диване; а то рыбу ловить! Где уж ловить, коли из рук ушла? чуть во рту не была, только что не жареная! Диво еще, как у вас с тарелки не уходит!
Адуев, косясь
на них, едва отвечал
на поклон старика, но, кажется, он ожидал этого посещения. Обыкновенно он ходил
на рыбную ловлю очень небрежно одетый; а тут надел новое пальто и кокетливо повязал
на шею голубую косыночку, волосы расправил, даже, кажется, немного позавил и стал походить
на идиллического рыбака. Выждав столько
времени, сколько требовало приличие, он ушел и сел под дерево.
— Точно, точно, как не гулять:
время стоит хорошее; не то что
на той неделе: какая была погода, ай, ай, ай! не приведи бог! Чай, озими досталось.
Они стояли к нему боком. В отце он не открыл ничего особенного. Белая блуза, нанковые панталоны и низенькая шляпа с большими полями, подбитыми зеленым плюшем. Но зато дочь! как грациозно оперлась она
на руку старика! Ветер по
временам отвевал то локон от ее лица, как будто нарочно, чтобы показать Александру прекрасный профиль и белую шею, то приподнимал шелковую мантилью и выказывал стройную талию, то заигрывал с платьем и открывал маленькую ножку. Она задумчиво смотрела
на воду.
Слушайте: терять
времени некогда; глупая девчонка, того и гляди, явится
на свидание.
Александр пошел домой, придерживаясь рукой за сердце. Он по
временам оглядывался
на реку,
на разведенный мост и, вздрагивая, тотчас же отворачивался и ускорял шаги.
— Принесла нелегкая, — говорила она сердито, глядя
на него по
временам украдкой; но в глазах и в улыбке ее выражалась величайшая радость. — Чай, петербургские-то… свертели там вас с барином? Вишь, усищи какие отрастил!
Иные, пригорюнившись и опершись щекой
на руку, сидели
на каменной ступеньке придела и по
временам испускали громкие и тяжкие вздохи, бог знает, о грехах ли своих, или о домашних делах.
— Вот уж и угасать! — заметил доктор. — Я сообщил вам только свои опасения
на будущее
время, а теперь еще нет ничего… Я только хотел сказать, что здоровье ее… или не здоровье, а так она… как будто не в нормальном положении…
— Нездоровье ее отрицательное, а не положительное, — продолжал доктор. — Будто одна она? Посмотрите
на всех нездешних уроженцев:
на что они похожи? Ступайте, ступайте отсюда. А если нельзя ехать, развлекайте ее, не давайте сидеть, угождайте, вывозите; больше движения и телу, и духу: и то, и другое у ней в неестественном усыплении. Конечно, со
временем оно может пасть
на легкие или…