Неточные совпадения
— Поди-ка на цыпочках, тихохонько, посмотри, спит ли Сашенька? —
сказала она. — Он, мой голубчик, проспит, пожалуй, и последний денек: так и не нагляжусь на него. Да нет, куда тебе! ты, того гляди, влезешь как корова! я
лучше сама…
— Мать твоя правду пишет, —
сказал он, — ты живой портрет покойного брата: я бы узнал тебя на улице. Но ты
лучше его. Ну, я без церемонии буду продолжать бриться, а ты садись вот сюда — напротив, чтобы я мог видеть тебя, и давай беседовать.
Он сердито молчит при подобных сравнениях, а иногда рискнет
сказать, что такую-то материю или такое-то вино можно у них достать и
лучше и дешевле, а что на заморские редкости, этих больших раков и раковин, да красных рыбок, там и смотреть не станут, и что вольно, дескать, вам покупать у иностранцев разные материи да безделушки; они обдирают вас, а вы и рады быть олухами!
— Дело, кажется, простое, —
сказал дядя, — а они бог знает что заберут в голову… «разумно-деятельная толпа»!! Право,
лучше бы тебе остаться там. Прожил бы ты век свой славно: был бы там умнее всех, прослыл бы сочинителем и красноречивым человеком, верил бы в вечную и неизменную дружбу и любовь, в родство, счастье, женился бы и незаметно дожил бы до старости и в самом деле был бы по-своему счастлив; а по-здешнему ты счастлив не будешь: здесь все эти понятия надо перевернуть вверх дном.
Мы с Марьей Ивановной да с Наденькой были у него в манеже: я ведь, вы знаете, сама за ней наблюдаю: уж кто
лучше матери усмотрит за дочерью? я сама занималась воспитанием и не хвастаясь
скажу: дай бог всякому такую дочь!
Что ж пользы? не
лучше ли
сказать вдруг?
— Дядюшка! вы не в таком расположении духа, чтоб слушать печальную повесть моего горя, —
сказал Александр, взявши шляпу, — я
лучше приду завтра…
Я не понимаю этой глупости, которую, правду
сказать, большая часть любовников делают от сотворения мира до наших времен: сердиться на соперника! может ли быть что-нибудь бессмысленней — стереть его с лица земли! за что? за то, что он понравился! как будто он виноват и как будто от этого дела пойдут
лучше, если мы его накажем!
— Что! ничего! —
сказал Петр Иваныч, нахмурив брови, — не кстати похвастался. Учись, Александр, а
лучше не женись или возьми дуру: тебе не сладить с умной женщиной: мудрена школа!
— Приличия и дружба? и вы, ma tante! да это еще что: я вам
скажу лучше.
— Полно, полно, —
сказал он, —
лучше выпей-ка водки, да станем ужинать. Человек! водки. Пойдем, пойдем, ха, ха, ха!.. есть славный… рост… ха, ха, ха!.. ростбиф…
— Воля твоя, не знаю, —
сказал Петр Иваныч, — вот возьми
лучше ломбардный билет и распорядись, как тебе нужно; это вчерашний выигрыш…
— Да
хорошего ничего не
скажешь. Сонин всегда даст
хороший совет, когда пройдет беда, а попробуйте обратиться в нужде… так он и отпустит без ужина домой, как лисица волка. Помните, как он юлил перед вами, когда искал места чрез ваше посредство? А теперь послушайте, что говорит про вас…
— Да, да, конечно, — отвечала она, — а впрочем… не
лучше ли отдать напечатать так, без него? Он всегда против этого:
скажет что-нибудь… Вы знаете, это кажется ему ребячеством.
— Послушай: ведь ты мне не веришь, нечего и спорить; изберем
лучше посредника. Я даже вот что сделаю, чтоб кончить это между нами однажды навсегда: я назовусь автором этой повести и отошлю ее к моему приятелю, сотруднику журнала: посмотрим, что он
скажет. Ты его знаешь и, вероятно, положишься на его суд. Он человек опытный.
— Постой, вот я
лучше тростью, —
сказал Петр Иваныч, — а то обожжешься щипцами.
«А! это ты, говорю: что
скажешь хорошего?» Он улыбнулся, хотел притвориться покойным… а у самого чуть не слезы на глазах.
— А! ну, тем
лучше, —
сказал Петр Иваныч, — если тебе не было скучно; а я все боялся, не наделал ли я тебе неприятных хлопот.
— Я покачал сомнительно головой, — продолжал дядя. — «Станет он гулять каждый день!» — говорю. «Спросите, говорит, у людей…» — «Я
лучше у самого спрошу»,
сказал я… Ведь неправда?
Ее заметил Тафаев, человек со всеми атрибутами жениха, то есть с почтенным чином, с
хорошим состоянием, с крестом на шее, словом, с карьерой и фортуной. Нельзя
сказать про него, чтоб он был только простой и добрый человек. О нет! он в обиду себя не давал и судил весьма здраво о нынешнем состоянии России, о том, чего ей недостает в хозяйственном и промышленном состоянии, и в своей сфере считался деловым человеком.
— Вот так-то
лучше! —
сказал Петр Иваныч, — я говорил, что ты сам будешь смеяться над собою — вот оно…
— Мне? —
сказал Александр холодно, — помилуйте! какое я имею право располагать вашей волей? Извините, что я позволил себе сделать замечание. Читайте что угодно… «Чайльд-Гарольд» — очень
хорошая книга, Байрон — великий поэт!
— Экое диво, господи! —
сказала Анна Павловна. — Пища, ты говоришь, тебе нравится, удобства все есть, и чин
хороший… чего бы, кажется? а скучаешь! Сашенька, —
сказала она, помолчав, тихо, — не пора ли тебе… жениться?
—
Хороший дом, славный дом, —
сказал доктор, — чудесный… повар и какие сигары! А что этот приятель ваш, что в Лондоне живет… перестал присылать вам херес? Что-то нынешний год не видать у вас…
— Дядюшка, что бы
сказать? Вы
лучше меня говорите… Да вот я приведу ваши же слова, — продолжал он, не замечая, что дядя вертелся на своем месте и значительно кашлял, чтоб замять эту речь, — женишься по любви, — говорил Александр, — любовь пройдет, и будешь жить привычкой; женишься не по любви — и придешь к тому же результату: привыкнешь к жене. Любовь любовью, а женитьба женитьбой; эти две вещи не всегда сходятся, а
лучше, когда не сходятся… Не правда ли, дядюшка? ведь вы так учили…
— Поговорим
лучше о тебе, —
сказал он, — ты, кажется, идешь по моим следам…
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как при нем, но оправдание это не приняли, или,
лучше сказать, ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Степан Аркадьич получал и читал либеральную газету, не крайнюю, но того направления, которого держалось большинство. И, несмотря на то, что ни наука, ни искусство, ни политика собственно не интересовали его, он твердо держался тех взглядов на все эти предметы, каких держалось большинство и его газета, и изменял их, только когда большинство изменяло их, или,
лучше сказать, не изменял их, а они сами в нем незаметно изменялись.
Неточные совпадения
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади
хорошие были! Ямщикам
скажи, что я буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю
хорошую кухню.
Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом, не правда ли?
Как ты не догадалась
сказать, что чрез месяц еще
лучше можно узнать!
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам
скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая…
лучше, чем в «Московских ведомостях»!
Как с игры да с беганья щеки // разгораются, // Так с
хорошей песенки духом // поднимаются // Бедные, забитые…» Прочитав // торжественно // Брату песню новую (брат
сказал: // «Божественно!»), // Гриша спать попробовал.