Неточные совпадения
Александр был избалован, но не испорчен домашнею
жизнью. Природа так хорошо создала его, что
любовь матери и поклонение окружающих подействовали только на добрые его стороны, развили, например, в нем преждевременно сердечные склонности, поселили ко всему доверчивость до излишества. Это же самое, может быть, расшевелило в нем и самолюбие; но ведь самолюбие само по себе только форма; все будет зависеть от материала, который вольешь в нее.
— Советовать — боюсь. Я не ручаюсь за твою деревенскую натуру: выйдет вздор — станешь пенять на меня; а мнение свое сказать, изволь — не отказываюсь, ты слушай или не слушай, как хочешь. Да нет! я не надеюсь на удачу. У вас там свой взгляд на
жизнь: как переработаешь его? Вы помешались на
любви, на дружбе, да на прелестях
жизни, на счастье; думают, что
жизнь только в этом и состоит: ах да ох! Плачут, хнычут да любезничают, а дела не делают… как я отучу тебя от всего этого? — мудрено!
— Это какая-то деревянная
жизнь! — сказал в сильном волнении Александр, — прозябание, а не
жизнь! прозябать без вдохновенья, без слез, без
жизни, без
любви… […без вдохновенья, без слез, без
жизни, без
любви — из стихотворения А.С. Пушкина «К***» («Я помню чудное мгновенье», 1825).]
Это, говорит он, придет само собою — без зову; говорит, что
жизнь не в одном только этом состоит, что для этого, как для всего прочего, бывает свое время, а целый век мечтать об одной
любви — глупо.
«Дядюшка! — думал он, — в одном уж ты прав, немилосердно прав; неужели и во всем так? ужели я ошибался и в заветных, вдохновенных думах, и в теплых верованиях в
любовь, в дружбу… и в людей… и в самого себя?.. Что же
жизнь?»
— За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска юношеской красоты, в ком и в голове и в сердце — всюду заметно присутствие
жизни, в глазах не угас еще блеск, на щеках не остыл румянец, не пропала свежесть — признаки здоровья; кто бы не истощенной рукой повел по пути
жизни прекрасную подругу, а принес бы ей в дар сердце, полное
любви к ней, способное понять и разделить ее чувства, когда права природы…
Любовники-супруги живут всю
жизнь вместе — правда! да разве любят всю
жизнь друг друга? будто их всегда связывает первоначальная
любовь? будто они ежеминутно ищут друг друга, глядят и не наглядятся?
А живучи вместе, живут потом привычкой, которая, скажу тебе на ухо, сильнее всякой
любви: недаром называют ее второй натурой; иначе бы люди не перестали терзаться всю
жизнь в разлуке или по смерти любимого предмета, а ведь утешаются.
По-твоему, живи день за днем, как живется, сиди у порога своей хижины, измеряй
жизнь обедами, танцами,
любовью да неизменной дружбой.
«Нет, — говорил он сам с собой, — нет, этого быть не может! дядя не знал такого счастья, оттого он так строг и недоверчив к людям. Бедный! мне жаль его холодного, черствого сердца: оно не знало упоения
любви, вот отчего это желчное гонение на
жизнь. Бог его простит! Если б он видел мое блаженство, и он не наложил бы на него руки, не оскорбил бы нечистым сомнением. Мне жаль его…»
— Нет, Наденька, нет, мы будем счастливы! — продолжал он вслух. — Посмотри вокруг: не радуется ли все здесь, глядя на нашу
любовь? Сам бог благословит ее. Как весело пройдем мы
жизнь рука об руку! как будем горды, велики взаимной
любовью!
— Ах, дядюшка, для меня не было ничего на земле святее
любви: без нее
жизнь не
жизнь…
— Нет, мы с вами никогда не сойдемся, — печально произнес Александр, — ваш взгляд на
жизнь не успокаивает, а отталкивает меня от нее. Мне грустно, на душу веет холод. До сих пор
любовь спасала меня от этого холода; ее нет — и в сердце теперь тоска; мне страшно, скучно…
— Я? О! — начал Александр, возводя взоры к небу, — я бы посвятил всю
жизнь ей, я бы лежал у ног ее. Смотреть ей в глаза было бы высшим счастьем. Каждое слово ее было бы мне законом. Я бы пел ее красоту, нашу
любовь, природу...
Скоро Александр перестал говорить и о высоких страданиях и о непонятой и неоцененной
любви. Он перешел к более общей теме. Он жаловался на скуку
жизни, пустоту души, на томительную тоску.
— Вот как два новейших французских романиста определяют истинную дружбу и
любовь, и я согласился с ними, думал, что встречу в
жизни такие существа и найду в них… да что!
— Измена в
любви, какое-то грубое, холодное забвение в дружбе… Да и вообще противно, гадко смотреть на людей, жить с ними! Все их мысли, слова, дела — все зиждется на песке. Сегодня бегут к одной цели, спешат, сбивают друг друга с ног, делают подлости, льстят, унижаются, строят козни, а завтра — и забыли о вчерашнем и бегут за другим. Сегодня восхищаются одним, завтра ругают; сегодня горячи, нежны, завтра холодны… нет! как посмотришь — страшна, противна
жизнь! А люди!..
Она бы тотчас разлюбила человека, если б он не пал к ее ногам, при удобном случае, если б не клялся ей всеми силами души, если б осмелился не сжечь и испепелить ее в своих объятиях, или дерзнул бы, кроме
любви, заняться другим делом, а не пил бы только чашу
жизни по капле в ее слезах и поцелуях.
И Александр подумал, что почти два года уже он влачит праздную, глупую
жизнь, — и вот два года вон из итога годов
жизни, — а все
любовь!
Всю
жизнь мечтала я о таком человеке, о такой
любви… и вот мечта исполняется… и счастье близко… я едва верю…
— Да; но вы не дали мне обмануться: я бы видел в измене Наденьки несчастную случайность и ожидал бы до тех пор, когда уж не нужно было бы
любви, а вы сейчас подоспели с теорией и показали мне, что это общий порядок, — и я, в двадцать пять лет, потерял доверенность к счастью и к
жизни и состарелся душой. Дружбу вы отвергали, называли и ее привычкой; называли себя, и то, вероятно, шутя, лучшим моим другом, потому разве, что успели доказать, что дружбы нет.
— И это свято, что
любовь не главное в
жизни, что надо больше любить свое дело, нежели любимого человека, не надеяться ни на чью преданность, верить, что
любовь должна кончаться охлаждением, изменой или привычкой? что дружба привычка? Это все правда?
И в каждом явлении этой мирной
жизни, в каждом впечатлении и утра, и вечера, и трапезы, и отдыха присутствовало недремлющее око материнской
любви.
Неточные совпадения
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас.
Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную
любовь мою, то я недостоин земного существования. С пламенем в груди прошу руки вашей.
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце мальчика // С
любовью к бедной матери //
Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю
жизнь свою // И за кого умрет.
Он не верит и в мою
любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня
жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
Они не знают, как он восемь лет душил мою
жизнь, душил всё, что было во мне живого, что он ни разу и не подумал о том, что я живая женщина, которой нужна
любовь.
Алексей Александрович стоял лицом к лицу пред
жизнью, пред возможностью
любви в его жене к кому-нибудь кроме его, и это-то казалось ему очень бестолковым и непонятным, потому что это была сама
жизнь.