— Целая семья животных! — перебил Александр. — Один расточает вам в глаза лесть, ласкает вас, а за глаза… я слышал, что он
говорит обо мне. Другой сегодня с вами рыдает о вашей обиде, а завтра зарыдает с вашим обидчиком; сегодня смеется с вами над другим, а завтра с другим над вами… гадко!
Когда умру, то есть ничего не буду чувствовать и знать, струны вещие баянов не станут
говорить обо мне, отдаленные века, потомство, мир не наполнятся моим именем, не узнают, что жил на свете статский советник Петр Иваныч Адуев, и я не буду утешаться этим в гробе, если я и гроб уцелеем как-нибудь до потомства.
Неточные совпадения
История об Аграфене и Евсее была уж старая история в доме. О ней, как
обо всем на свете,
поговорили, позлословили их обоих, а потом, так же как и
обо всем, замолчали. Сама барыня привыкла видеть их вместе, и они блаженствовали целые десять лет. Многие ли в итоге годов своей жизни начтут десять счастливых? Зато вот настал и миг утраты! Прощай, теплый угол, прощай, Аграфена Ивановна, прощай, игра в дураки, и кофе, и водка, и наливка — все прощай!
— «Хотя и не вешается мне на шею», — продолжал диктовать Петр Иваныч. Александр, не дотянувшись до него, поскорей сел на свое место. — А желает добра потому, что не имеет причины и побуждения желать зла и потому что его просила
обо мне моя матушка, которая делала некогда для него добро. Он
говорит, что меня не любит — и весьма основательно: в две недели нельзя полюбить, и я еще не люблю его, хотя и уверяю в противном».
Граф
говорил обо всем одинаково хорошо, с тактом, и о музыке, и о людях, и о чужих краях. Зашел разговор о мужчинах, о женщинах: он побранил мужчин, в том числе и себя, ловко похвалил женщин вообще и сделал несколько комплиментов хозяйкам в особенности.
— А ты
говорил барышне
обо мне?
— Э! вы все
обо мне! — перебил Петр Иваныч, — я вам
говорю о жене. Мне за пятьдесят лет, а она в цветущей поре, ей надо жить; и если здоровье ее начинает угасать с этих пор…
— А уж у нас, в нашей губернии… Вы не можете себе представить, что они
говорят обо мне. Они меня иначе и не называют, как сквалыгой и скупердяем первой степени. Себя они во всем извиняют. «Я, говорит, конечно, промотался, но потому, что жил высшими потребностями жизни. Мне нужны книги, я должен жить роскошно, чтобы промышленность поощрять; а этак, пожалуй, можно прожить и не разорившись, если бы жить такой свиньею, как Костанжогло». Ведь вот как!
— Прекрасно. Запомни также, что ни в одном из тех случаев, какие могут тебе представиться, нельзя ни
говорить обо мне, ни упоминать даже мое имя. Прощай!
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Право, маменька, он
обо мне это
говорил.
— С Алексеем, — сказала Анна, — я знаю, что вы
говорили. Но я хотела спросить тебя прямо, что ты думаешь
обо мне, о моей жизни?
— У меня нет никакого горя, —
говорила она успокоившись, — но ты можешь ли понять, что мне всё стало гадко, противно, грубо, и прежде всего я сама. Ты не можешь себе представить, какие у меня гадкие мысли
обо всем.
Другой, отставной офицер, тоже произвел неприятное впечатление на Катавасова. Это был, как видно, человек попробовавший всего. Он был и на железной дороге, и управляющим, и сам заводил фабрики, и
говорил обо всем, без всякой надобности и невпопад употребляя ученые слова.
Нынче скачки, его лошади скачут, он едет. Очень рада. Но ты подумай
обо мне, представь себе мое положение… Да что
говорить про это! — Она улыбнулась. — Так о чем же он
говорил с тобой?