Неточные совпадения
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и
шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню,
любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги,
любви и добра из груди — «
о земля!
о нега!
о любовь!
о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
Этот нежный и страстный романс, исполненный великой артисткой, вдруг напомнил всем этим женщинам
о первой
любви,
о первом падении,
о позднем прощании на весенней заре, на утреннем холодке, когда трава седа от росы, а красное небо красит в розовый цвет верхушки берез,
о последних объятиях, так тесно сплетенных, и
о том, как не ошибающееся чуткое сердце скорбно
шепчет: «Нет, это не повторится, не повторится!» И губы тогда были холодны и сухи, а на волосах лежал утренний влажный туман.
Авдотья Назаровна. За делом, батюшка! (Графу.) Дело вас касающее, ваше сиятельство. (Кланяется.) Велели кланяться и
о здоровье спросить… И велела она, куколочка моя, сказать, что ежели вы нынче к вечеру не приедете, то она глазочки свои проплачет. Так, говорит, милая, отзови его в стороночку и
шепни на ушко по секрету. А зачем по секрету? Тут всё люди свои. И такое дело, не кур крадем, а по закону да по
любви, по междоусобному согласию. Никогда, грешница, не пью, а через такой случай выпью!
— Беатриче, Фиаметта, Лаура, Нинон, —
шептал он имена, незнакомые мне, и рассказывал
о каких-то влюбленных королях, поэтах, читал французские стихи, отсекая ритмы тонкой, голой до локтя рукою. —
Любовь и голод правят миром, — слышал я горячий шепот и вспоминал, что эти слова напечатаны под заголовком революционной брошюры «Царь-Голод», это придавало им в моих мыслях особенно веское значение. — Люди ищут забвения, утешения, а не — знания.
Мучила ли меня ревность? Но я был в самом разбитом состоянии духа. Я и удостовериться не хотел,
о чем они переписываются. Итак, он ее поверенный! «Друг-то друг», — думал я, и это ясно (и когда он успел сделаться), но есть ли тут
любовь? Конечно, нет,
шептал мне рассудок. Но ведь одного рассудка в эдаких случаях мало. Во всяком случае предстояло и это разъяснить. Дело неприятно усложнялось.