Неточные совпадения
— Вот князь Serge все узнал: он сын какого-то лекаря, бегает по урокам, сочиняет, пишет русским купцам французские письма за границу за деньги, и этим живет…» — «Какой
срам!» —
сказала ma tante.
— Что это за
срам, как орете: разбудите барышень! —
сказала ему Василиса, посланная барыней унять его.
— А я смею! — задорно
сказала Марфенька. — Вы нечестный: вы заставили бедную девушку высказать поневоле, чего она никому, даже Богу, отцу Василью, не высказала бы… А теперь, Боже мой, какой
срам!
— Еще что Татьяна Марковна
скажет! — говорила раздражительно, как будто с досадой уступая, Марья Егоровна, когда уже лошади были поданы, чтобы ехать в город. — Если она не согласится, я тебе никогда не прощу этого
срама! Слышишь?
А прежде гривенники да двугривенные болтались в кармане, а иногда,
срам сказать, зачастую и медью приходилось собирать.
А тут, в столице, их и не отличишь от простых домов, да еще,
срам сказать, и лавочка тут же в доме.
— Я, брат, по себе знаю, — открывался он мне по этому случаю, — и гувернеры, и мадамы у меня были, а что толку!
Срам сказать, и теперь из катехизиса ни одного текста не знаю!
Тот дурак, словно белены объелся, шляется по уезду, кляузничает да сплетничает с бабами, а вы,
срам сказать, извините за выражение, затеяли черт знает что, заставили этого дурака подавать в суд!
Неточные совпадения
— Приятное столкновенье, —
сказал голос того же самого, который окружил его поясницу. Это был Вишнепокромов. — Готовился было пройти лавку без вниманья, вдруг вижу знакомое лицо — как отказаться от приятного удовольствия! Нечего
сказать, сукна в этом году несравненно лучше. Ведь это стыд,
срам! Я никак не мог было отыскать… Я готов тридцать рублей, сорок рублей… возьми пятьдесят даже, но дай хорошего. По мне, или иметь вещь, которая бы, точно, была уже отличнейшая, или уж лучше вовсе не иметь. Не так ли?
— Какой дурак, братцы, —
сказала Татьяна, — так этакого поискать! Чего, чего не надарит ей? Она разрядится, точно пава, и ходит так важно; а кабы кто посмотрел, какие юбки да какие чулки носит, так
срам посмотреть! Шеи по две недели не моет, а лицо мажет… Иной раз согрешишь, право, подумаешь: «Ах ты, убогая! надела бы ты платок на голову, да шла бы в монастырь, на богомолье…»
— Уж кто-то и пришел! —
сказал Обломов, кутаясь в халат. — А я еще не вставал —
срам, да и только! Кто бы это так рано?
— Не знаю я, не ведаю, ничего не ведаю, что он мне такое
сказал, сердцу сказалось, сердце он мне перевернул… Пожалел он меня первый, единый, вот что! Зачем ты, херувим, не приходил прежде, — упала вдруг она пред ним на колени, как бы в исступлении. — Я всю жизнь такого, как ты, ждала, знала, что кто-то такой придет и меня простит. Верила, что и меня кто-то полюбит, гадкую, не за один только
срам!..
Она меня с ума в эти три недели сведет! Будет кутить да мутить. Небось, и знакомых-то всех ему назвала, где и по каким дням бываем, да и к нам в дом, пожалуй, пригласила… Теперь куда мы, туда и он… какова потеха! Сраму-то,
сраму одного по Москве сколько! Иная добрая мать и принимать перестанет;
скажет: у меня не въезжий дом, чтобы любовные свидания назначать!