Неточные совпадения
Он бросался к Плутарху, чтоб только дальше уйти от современной жизни, но и тот казался ему сух, не представлял
рисунка, картин, как те книги, потом как Телемак, а еще потом — как «Илиада».
На ночь он уносил
рисунок в дортуар, и однажды, вглядываясь в эти нежные глаза, следя за линией наклоненной шеи, он вздрогнул, у него сделалось такое замиранье в груди, так захватило ему дыханье, что он в забытьи, с закрытыми глазами и невольным, чуть сдержанным стоном, прижал
рисунок обеими руками к тому месту, где было так тяжело дышать. Стекло хрустнуло и со звоном полетело на пол…
Нарисовав эту головку, он уже не знал предела гордости.
Рисунок его выставлен с
рисунками старшего класса на публичном экзамене, и учитель мало поправлял, только кое-где слабые места покрыл крупными, крепкими штрихами, точно железной решеткой, да в волосах прибавил три, четыре черные полосы, сделал по точке в каждом глазу — и глаза вдруг стали смотреть точно живые.
Она не просит рисовать; а если Марфенька попросит, она пристальнее Марфеньки смотрит, как рисуют, и ничего не скажет.
Рисунков и карандашей, как Марфенька, тоже не просит. Ей было лет шесть с небольшим.
Но Борис не заставил ждать долго ответа: он показал бабушке свой портфель с
рисунками, потом переиграл ей все кадрили, мазурки и мотивы из опер, наконец свои фантазии.
— Vous avez du talent, monsieur, vraiment! [Да у вас, сударь, и в самом деле талант! (фр.)] — сказал тот, посмотрев его
рисунок.
— У вас есть талант, где вы учились? — сказали ему, — только… вон эта рука длинна… да и спина не так…
рисунок не верен!
Райский пришел через месяц — и то же углубление в торс и в свой
рисунок. То же молчание, то же напряженное внимание.
Робко ушел к себе Райский, натянул на рамку холст и начал чертить мелом. Три дня чертил он, стирал, опять чертил и, бросив бюсты,
рисунки, взял кисть.
Он тихо, почти машинально, опять коснулся глаз: они стали более жизненны, говорящи, но еще холодны. Он долго водил кистью около глаз, опять задумчиво мешал краски и провел в глазу какую-то черту, поставил нечаянно точку, как учитель некогда в школе поставил на его безжизненном
рисунке, потом сделал что-то, чего и сам объяснить не мог, в другом глазу… И вдруг сам замер от искры, какая блеснула ему из них.
Едва Райский коснулся старых воспоминаний, Марфенька исчезла и скоро воротилась с тетрадями,
рисунками, игрушками, подошла к нему, ласково и доверчиво заговорила, потом села так близко, как не села бы чопорная девушка. Колени их почти касались между собою, но она не замечала этого.
Бабушка припрятала все ваши
рисунки, портреты, тетради, все вещи — и берегла там, вот в этой темной комнате, где у ней хранится серебро, брильянты, кружева…
Он мысленно снимал
рисунок с домов, замечал выглядывавшие физиономии встречных, группировал лица бабушки, дворни.
— Ах, нет, Борис: больно! — сказал Леонтий, — иначе бы я не помнил, а то помню, и за что. Один раз я нечаянно на твоем
рисунке на обороте сделал выписку откуда-то — для тебя же: ты взбесился! А в другой раз… ошибкой съел что-то у тебя…
Он наблюдал ее молча, и у него в голове начался новый
рисунок и два новые характера, ее и Леонтья.
Я с ними рассматриваю
рисунки древних зданий, домов, утвари, — сам черчу, объясняю, как, бывало, тебе: что сам знаю, всем делюсь.
— Пойдемте туда, в тот дом. Я покажу вам свои альбомы,
рисунки… мы поговорим… — предлагал он.
Но она все нейдет. Его взяло зло, он собрал
рисунки и только хотел унести опять к себе наверх, как распахнулась дверь и пред ним предстала… Полина Карповна, закутанная, как в облака, в кисейную блузу, с голубыми бантами на шее, на груди, на желудке, на плечах, в прозрачной шляпке с колосьями и незабудками. Сзади шел тот же кадет, с веером и складным стулом.
— Bonjur! — сказала она, — не ждали? Вижю, вижю! Du courage! [Смелее! (фр.)] Я все понимаю. А мы с Мишелем были в роще и зашли к вам. Michel! Saluez donc monsieur et mettez tout cela de côte! [Мишель! Поздоровайтесь же и положите все это куда-нибудь! (фр.)] Что это у вас? ах, альбомы,
рисунки, произведения вашей музы! Я заранее без ума от них: покажите, покажите, ради Бога! Садитесь сюда, ближе, ближе…
Райскому страх как хотелось пустить в нее папками и тетрадями. Он стоял, не зная, уйти ли ему внезапно, оставив ее тут, или покориться своей участи и показать
рисунки.
— Ах, как это мило! charmant, ce paysage! [очаровательный пейзаж! (фр.)] — говорила между тем Крицкая, рассматривая
рисунки. — Qu’est-ce que c’est que cette belle figure? [Кто эта красивая женщина? (фр.)] — спрашивала она, останавливаясь над портретом Беловодовой, сделанным акварелью. — Ah, que c’est beau! [Ах, какая красота! (фр.)] Это ваша пассия — да? признайтесь.
— Она, верно, лучше меня поймет: я бестолкова очень, у меня вкуса нет, — продолжала Вера и, взяв два-три
рисунка, небрежно поглядела с минуту на каждый, потом, положив их, подошла к зеркалу и внимательно смотрелась в него.
Райский молча, одним движением руки, сгреб все
рисунки и тетради в кучу, тиснул все в самую большую папку, сильно захлопнул ее и, не оглядываясь, сердитыми шагами вышел вон.
Он готовит их к опыту по каким-то намекам, непонятным для наивных натур, но явным для открытых, острых глаз, которые способны, при блеске молнии, разрезавшей тучи, схватить весь
рисунок освещенной местности и удержать в памяти.
— Опять. Это моя манера говорить — что мне нравится, что нет. Вы думаете, что быть грубым — значит быть простым и натуральным, а я думаю, чем мягче человек, тем он больше человек. Очень жалею, если вам не нравится этот мой «
рисунок», но дайте мне свободу рисовать жизнь по-своему!
«Оленька моя хорошеет, преуспевает в благочестии, благонравии и науках, институтскому начальству покорна, к отцу почтительна, и всякий четверг спрашивает, скоро ли приедет другой баловник, Райский, поправлять ее
рисунки и совать ей в другую руку другую сверхштатную коробку конфект…»
Накануне отъезда, в комнате у Райского, развешано и разложено было платье, белье, обувь и другие вещи, а стол загроможден был портфелями,
рисунками, тетрадями, которые он готовился взять с собой. В два-три последние дня перед отъездом он собрал и пересмотрел опять все свои литературные материалы и, между прочим, отобранные им из программы романа те листки, где набросаны были заметки о Вере.
— Что это за новость? По вашему письму я подумал, не рехнулись ли вы? Ведь у вас есть один талант, отчего бросились опять в сторону? Возьмите карандаш да опять в академию — да вот купите это. — Он показал на толстую тетрадь литографированных анатомических
рисунков. — Выдумали скульптуру! Поздно… С чего вы это взяли!..