Неточные совпадения
Скоро он перегнал розовеньких уездных барышень и изумлял их
силою и смелостью игры, пальцы бегали свободно и одушевленно. Они еще сидят на каком-то допотопном рондо да на сонатах в четыре
руки, а он перескочил через школу и через сонаты, сначала на кадрили, на марши, а потом на оперы, проходя курс по своей программе, продиктованной воображением и слухом.
А если и бывает, то в сфере рабочего человека, в приспособлении к делу грубой
силы или грубого уменья, следовательно, дело
рук, плечей, спины: и то дело вяжется плохо, плетется кое-как; поэтому рабочий люд, как рабочий скот, делает все из-под палки и норовит только отбыть свою работу, чтобы скорее дорваться до животного покоя.
Заботы, дрязги жизни, все исчезнет — одно бесконечное торжество наполняет тебя — одно счастье глядеть вот так… на тебя… (он подошел к ней) — взять за
руку (он взял за
руку) и чувствовать огонь и
силу, трепет в организме…
«А почему ж нет? — ревниво думал опять, — женщины любят эти рослые фигуры, эти открытые лица, большие здоровые
руки — всю эту рабочую
силу мышц… Но ужели Вера!..»
Она было рванула опять свою
руку, но он с тихой
силой удержал ее.
Она ласково подала ему
руку и сказала, что рада его видеть, именно в эту минуту, когда у ней покойнее на сердце. Она, в эти дни, после свидания с Марком, вообще старалась казаться покойной, и дома, за обедом, к которому являлась каждый день, она брала над собой невероятную
силу, говорила со всеми, даже шутила иногда, старалась есть.
Она как будто испугалась, подняла голову и на минуту оцепенела, все слушая. Глаза у ней смотрели широко и неподвижно. В них еще стояли слезы. Потом отняла с
силой у него
руку и рванулась к обрыву.
«А я все надеялась… и надеюсь еще… безумная! Боже мой! — ломая
руки, думала она. — Попробую бежать на неделю, на две, избавиться этой горячки, хоть на время… вздохнуть!
сил нет!»
Средство или ключ к ее горю, если и есть — в
руках самой Веры, но она никому не вверяет его, и едва теперь только, когда
силы изменяют, она обронит намек, слово, и опять в испуге отнимет и спрячется. Очевидно — она не в
силах одна рассечь своего гордиева узла, а гордость или привычка жить своими
силами — хоть погибать, да жить ими — мешает ей высказаться!
— Вы не сладите со мной!.. — говорила она, сжимая зубы и с неестественной
силой вырывая
руку, наконец вырвала и метнулась было в сторону, мимо его.
Он собрал нечеловеческие
силы, задушил вопль собственной муки, поднял ее на
руки.
У ней глаза горели, как звезды, страстью. Ничего злого и холодного в них, никакой тревоги, тоски; одно счастье глядело лучами яркого света. В груди, в
руках, в плечах, во всей фигуре струилась и играла полная, здоровая жизнь и
сила.
Но следующие две, три минуты вдруг привели его в память — о вчерашнем. Он сел на постели, как будто не сам, а подняла его посторонняя
сила; посидел минуты две неподвижно, открыл широко глаза, будто не веря чему-то, но когда уверился, то всплеснул
руками над головой, упал опять на подушку и вдруг вскочил на ноги, уже с другим лицом, какого не было у него даже вчера, в самую страшную минуту.
Она привстала, оперлась ему
рукой на плечо, остановилась, собираясь с
силами, потом склонила голову, минуты в три, шепотом, отрывисто сказала ему несколько фраз и опустилась на скамью. Он побледнел.
Но когда настал час — «пришли римляне и взяли», она постигла, откуда пал неотразимый удар, встала, сняв свой венец, и молча, без ропота, без малодушных слез, которыми омывали иерусалимские стены мужья, разбивая о камни головы, только с окаменелым ужасом покорности в глазах пошла среди павшего царства, в великом безобразии одежд, туда, куда вела ее
рука Иеговы, и так же — как эта бабушка теперь — несла святыню страдания на лице, будто гордясь и
силою удара, постигшего ее, и своею
силою нести его.
«Не могу,
сил нет, задыхаюсь!» — Она налила себе на
руки одеколон, освежила лоб, виски — поглядела опять, сначала в одно письмо, потом в другое, бросила их на стол, твердя: «Не могу, не знаю, с чего начать, что писать? Я не помню, как я писала ему, что говорила прежде, каким тоном… Все забыла!»
— Бабушка! ты не поняла меня, — сказала она кротко, взяв ее за
руки, — успокойся, я не жалуюсь тебе на него. Никогда не забывай, что я одна виновата — во всем… Он не знает, что произошло со мной, и оттого пишет. Ему надо только дать знать, объяснить, как я больна, упала духом, — а ты собираешься, кажется, воевать! Я не того хочу. Я хотела написать ему сама и не могла, — видеться недостает
сил, если б я и хотела…
Вдохновляясь вашей лучшей красотой, вашей неодолимой
силой — женской любовью, — я слабой
рукой писал женщину, с надеждой, что вы узнаете в ней хоть бледное отражение — не одних ваших взглядов, улыбок, красоты форм, грации, но и вашей души, ума, сердца — всей прелести ваших лучших
сил!
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими
силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и
руки по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И
руки дрожат, и все помутилось.
— Смотри, не хвастай
силою, — // Сказал мужик с одышкою, // Расслабленный, худой // (Нос вострый, как у мертвого, // Как грабли
руки тощие, // Как спицы ноги длинные, // Не человек — комар).
Сначала он распоряжался довольно деятельно и даже пустил в дерущихся порядочную струю воды; но когда увидел Домашку, действовавшую в одной рубахе впереди всех с вилами в
руках, то"злопыхательное"сердце его до такой степени воспламенилось, что он мгновенно забыл и о
силе данной им присяги, и о цели своего прибытия.
Тогда Домашку взяли под
руки и привели к тому самому анбару, откуда она была, за несколько времени перед тем, уведена
силою.