Всё было тихо в доме. Облака // Нескромный месяц дымкою одели, // И только раздавались изредка // Сверчка ночного жалобные трели; // И мышь в тени
родного уголка // Скреблась в обои старые прилежно. // Моя чета, раскинувшись небрежно, // Покоилась, не думая о том, // Что небеса грозили близким днем, // Что ночь… Вы на веку своем едва ли // Таких ночей десяток насчитали…
Неточные совпадения
«Телеграмма» вернулась, а за ней пришла и Нюрочка. Она бросилась на шею к Самойлу Евтихычу, да так и замерла, — очень уж обрадовалась старику, которого давно не видала. Свой,
родной человек… Одета она была простенько, в ситцевую кофточку, на плечах простенький платок, волосы зачесаны гладко. Груздев долго гладил эту белокурую головку и прослезился: бог счастье послал Васе за родительские молитвы Анфисы Егоровны. Таисья отвернулась в
уголок и тоже плакала.
— Что говорить! Добрая, ласковая душа его: все оттого, матушка! Памятен оттого ему всяк человек, всяк
уголок родного места… Да, добрый у тебя сынок; наградил тебя господь милосердый: послал на старости лет утешение!.. Полно, матушка Анна Савельевна, о чем тужить… послушай-ка лучше… вот он тут еще пишет:
Общий интерес придавал этому оторванному от
родной земли
уголку крестьянского мира совершенно своеобразную физиономию: они принесли сюда свою великую крестьянскую заботу, от которой давно «ослобонились» мастеровые и разный другой сброд, какой набирается на сплав.
Матрена. Известно, помер. Только живей надо. А то народ не полегся. Услышат, увидят, — им все, подлым, надо. А урядник вечор проходил. А ты вот что. (Подает скребку.) Слезь в погреб-то. Там в
уголку выкопай ямку, землица мягкая, тогда опять заровняешь. Земля-матушка никому не скажет, как корова языком слижет. Иди же. Иди,
родной.
Майор хлопал благодушнее всех остальных и, сидя в
уголке, на особом стуле, просто сиял от восторга: тут воочию сбывалась заветная мечта о расширении и преуспеянии его
родного детища, его воскресной школы.