Неточные совпадения
Наконец вот выставка. Он из угла
смотрит на свою картину, но ее не видать, перед ней толпа, там произносят его
имя. Кто-то изменил ему, назвал его, и толпа от картины обратилась к нему.
— Да, читал и аккомпанировал мне
на скрипке: он был странен, иногда задумается и молчит полчаса, так что вздрогнет, когда я назову его по
имени,
смотрит на меня очень странно… как иногда вы
смотрите, или сядет так близко, что испугает меня. Но мне не было… досадно
на него… Я привыкла к этим странностям; он раз положил свою руку
на мою: мне было очень неловко. Но он не замечал сам, что делает, — и я не отняла руки. Даже однажды… когда он не пришел
на музыку,
на другой день я встретила его очень холодно…
Неточные совпадения
Смотря долго
на имена их, он умилился духом и, вздохнувши, произнес: «Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! что вы, сердечные мои, поделывали
на веку своем? как перебивались?» И глаза его невольно остановились
на одной фамилии: это был известный Петр Савельев Неуважай-Корыто, принадлежавший когда-то помещице Коробочке.
Морозна ночь, всё небо ясно; // Светил небесных дивный хор // Течет так тихо, так согласно… // Татьяна
на широкий двор // В открытом платьице выходит, //
На месяц зеркало наводит; // Но в темном зеркале одна // Дрожит печальная луна… // Чу… снег хрустит… прохожий; дева // К нему
на цыпочках летит, // И голосок ее звучит // Нежней свирельного напева: // Как ваше
имя?
Смотрит он // И отвечает: Агафон.
«
Посмотреть ли
на нее еще или нет?.. Ну, в последний раз!» — сказал я сам себе и высунулся из коляски к крыльцу. В это время maman с тою же мыслью подошла с противоположной стороны коляски и позвала меня по
имени. Услыхав ее голос сзади себя, я повернулся к ней, но так быстро, что мы стукнулись головами; она грустно улыбнулась и крепко, крепко поцеловала меня в последний раз.
Но Раскольников, ожидавший чего-то совсем другого, тупо и задумчиво
посмотрел на него и ничего не ответил, как будто
имя Петра Петровича слышал он решительно в первый раз.
— Что кричишь-то? Я сам закричу
на весь мир, что ты дурак, скотина! — кричал Тарантьев. — Я и Иван Матвеич ухаживали за тобой, берегли, словно крепостные, служили тебе,
на цыпочках ходили, в глаза
смотрели, а ты обнес его перед начальством: теперь он без места и без куска хлеба! Это низко, гнусно! Ты должен теперь отдать ему половину состояния; давай вексель
на его
имя; ты теперь не пьян, в своем уме, давай, говорю тебе, я без того не выйду…