Знаете, господа, когда я слышу
охи и ахи, жалобы и сетования, то мне сейчас представляется депутация из Москвы от наших коммерсантов, которым все мало, все еще недостаточно поощряют их.
Неточные совпадения
— Я думаю: хорошо моим родителям жить на свете! Отец в шестьдесят лет хлопочет, толкует о «паллиативных» средствах, лечит людей, великодушничает с крестьянами — кутит, одним словом;
и матери моей хорошо: день ее до того напичкан всякими занятиями,
ахами да
охами, что ей
и опомниться некогда; а я…
Раздирающий душу вопль генеральши, покатившейся в кресле; столбняк девицы Перепелицыной перед неожиданным поступком до сих пор всегда покорного дяди;
ахи и охи приживалок; испуганная до обморока Настенька, около которой увивался отец; обезумевшая от страха Сашенька; дядя, в невыразимом волнении шагавший по комнате
и дожидавшийся, когда очнется мать; наконец, громкий плач Фалалея, оплакивавшего господ своих, — все это составляло картину неизобразимую.
— Поднялись, судари мои, толки да пересуды,
охи да
ахи!
и проказник-то я,
и забавник-то я,
и перепугал-то я их, ну, такое сладчайшее, что самому стыдно стало, так что стоишь да со страхом
и думаешь: как такого грешника такое место святое на себе держать может!
Брезгливая усмешка поводила рот князя,
и глазки его не скрывали, как ему все эти дамские
ахи и охи надоели.
Говорила я ему целых два часа
и с
охами,
и с
ахами, со слезами
и вздыханиями. Все высказала! Никогда еще я не доходила до такой мельчайшей откровенности, не умолчала ни об одном сомнении, ни об одном факте.