Много позднее полуночи они выходили из загородного кафешантана в компании известного опереточного комика Женина-Лирского, молодого товарища прокурора Сашки Штральмана, который был известен повсюду в Петербурге своим несравненным уменьем рассказывать смешные сценки
на злобу дня, и покровителя искусств — купеческого сына Карюкова.
Горечи он не выказывал в лирических, грустных или негодующих тирадах. Его натура была слишком импульсивная и отзывчивая. Он всегда увлекался беседой, полон был воспоминаний, остроумных тирад, анекдотов и отзывчивости
на злобу дня — и русскую, и тогдашнюю парижскую. Дома, у себя в гостиной, он произносил длинные монологи, и каждому из нас было всегда ново и занимательно слушать его. Его темперамент по этой части в русском был прямо изумителен.
Еще будучи студентом, А. П. наезжал летом в Воскресенск, где с первых же шагов нашел порядочный круг знакомых. Высокий, в черной крылатке и широкополой черной шляпе, он принимал участие в каждой прогулке, а гуляли большими компаниями и каждый вечер, причем дети гурьбой бежали далеко впереди, а взрослые шли позади и вели либеральные беседы
на злобы дня.
Неточные совпадения
Алексей Александрович слушал, но слова ее уже не действовали
на него. В душе его опять поднялась вся
злоба того
дня, когда он решился
на развод. Он отряхнулся и заговорил пронзительным, громким голосом:
Просидев дома целый
день, она придумывала средства для свиданья с сыном и остановилась
на решении написать мужу. Она уже сочиняла это письмо, когда ей принесли письмо Лидии Ивановны. Молчание графини смирило и покорило ее, но письмо, всё то, что она прочла между его строками, так раздражило ее, так ей возмутительна показалась эта
злоба в сравнении с ее страстною законною нежностью к сыну, что она возмутилась против других и перестала обвинять себя.
— Ах, мне всё равно! — сказала она. Губы ее задрожали. И ему показалось, что глаза ее со странною
злобой смотрели
на него из-под вуаля. — Так я говорю, что не в этом
дело, я не могу сомневаться в этом; но вот что он пишет мне. Прочти. — Она опять остановилась.
Условий света свергнув бремя, // Как он, отстав от суеты, // С ним подружился я в то время. // Мне нравились его черты, // Мечтам невольная преданность, // Неподражательная странность // И резкий, охлажденный ум. // Я был озлоблен, он угрюм; // Страстей игру мы знали оба; // Томила жизнь обоих нас; // В обоих сердца жар угас; // Обоих ожидала
злоба // Слепой Фортуны и людей //
На самом утре наших
дней.
Страшная, неистовая
злоба закипела вдруг в сердце Мити: «Вот он, его соперник, его мучитель, мучитель его жизни!» Это был прилив той самой внезапной, мстительной и неистовой
злобы, про которую, как бы предчувствуя ее, возвестил он Алеше в разговоре с ним в беседке четыре
дня назад, когда ответил
на вопрос Алеши: «Как можешь ты говорить, что убьешь отца?»