Неточные совпадения
— Ты
на их лицах мельком прочтешь какую-нибудь заботу, или тоску, или радость, или мысль, признак
воли: ну, словом, — движение, жизнь. Немного нужно, чтоб подобрать ключ и сказать, что тут семья и дети, значит, было прошлое, а там глядит страсть или живой след симпатии, — значит, есть настоящее, а здесь
на молодом лице играют надежды, просятся наружу желания и пророчат беспокойное будущее…
Но если покойный дух жизни тихо опять веял над ним, или попросту «находил
на него счастливый стих», лицо его отражало запас силы
воли, внутренней гармонии и самообладания, а иногда какой-то задумчивой свободы, какого-то идущего к этому лицу мечтательного оттенка, лежавшего не то в этом темном зрачке, не то в легком дрожании губ.
— Можно удержаться от бешенства, — оправдывал он себя, — но от апатии не удержишься, скуку не утаишь, хоть подвинь всю свою
волю на это! А это убило бы ее: с летами она догадалась бы… Да, с летами, а потом примирилась бы, привыкла, утешилась — и жила! А теперь умирает, и в жизни его вдруг ложится неожиданная и быстрая драма, целая трагедия, глубокий, психологический роман.
Там,
на родине, Райский, с помощью бабушки и нескольких знакомых, устроили его
на квартире, и только уладились все эти внешние обстоятельства, Леонтий принялся за свое дело, с усердием и терпением
вола и осла вместе, и ушел опять в свою или лучше сказать чужую, минувшую жизнь.
Ему любо было пока возиться и с бабушкой: отдавать свою
волю в ее опеку и с улыбкой смотреть и слушать, как она учила его уму-разуму, порядку, остерегала от пороков и соблазнов, старалась свести его с его «цыганских» понятий о жизни
на свою крепкую, житейскую мудрость.
— Ни ему, ни мне, никому
на свете… помни, Марфенька, это: люби, кто понравится, но прячь это глубоко в душе своей, не давай
воли ни себе, ни ему, пока… позволит бабушка и отец Василий. Помни проповедь его…
— Вы молчите, следовательно, это решено: когда я могу прийти? Как мне одеться? Скажите, я отдаюсь
на вашу
волю — я вся вашя покорная раба… — говорила она шепелявым шепотом, нежно глядя
на него и готовясь как будто склонить голову к его плечу.
— Да, какое бы это было счастье, — заговорила она вкрадчиво, — жить, не стесняя
воли другого, не следя за другим, не допытываясь, что у него
на сердце, отчего он весел, отчего печален, задумчив? быть с ним всегда одинаково, дорожить его покоем, даже уважать его тайны…
— Я спрашиваю вас: к добру или к худу! А послушаешь: «Все старое нехорошо, и сами старики глупы, пора их долой!» — продолжал Тычков, — дай
волю, они бы и того… готовы нас всех заживо похоронить, а сами сели бы
на наше место, — вот ведь к чему все клонится! Как это по-французски есть и поговорка такая, Наталья Ивановна? — обратился он к одной барыне.
— Начинается-то не с мужиков, — говорил Нил Андреич, косясь
на Райского, — а потом зло, как эпидемия, разольется повсюду. Сначала молодец ко всенощной перестанет ходить: «скучно, дескать», а потом найдет, что по начальству в праздник ездить лишнее; это, говорит, «холопство», а после в неприличной одежде
на службу явится, да еще бороду отрастит (он опять покосился
на Райского) — и дальше, и дальше, — и дай
волю, он тебе втихомолку доложит потом, что и Бога-то в небе нет, что и молиться-то некому!..
«Леонтий! — вдруг произнес он, хватаясь за голову, — в каких руках его счастье! Какими глазами взгляну я
на него! А как тверда была моя
воля!»
Это ум — не одной головы, но и сердца, и
воли. Такие люди не видны в толпе, они редко бывают
на первом плане. Острые и тонкие умы, с бойким словом, часто затмевают блеском такие личности, но эти личности большею частию бывают невидимыми вождями или регуляторами деятельности и вообще жизни целого круга, в который поставит их судьба.
Притом одна материальная победа, обладание Верой не доставило бы ему полного удовлетворения, как доставило бы над всякой другой. Он, уходя, злился не за то, что красавица Вера ускользает от него, что он тратил
на нее время, силы, забывал «дело». Он злился от гордости и страдал сознанием своего бессилия. Он одолел воображение, пожалуй — так называемое сердце Веры, но не одолел ее ума и
воли.
Он хотел плюнуть с обрыва — и вдруг окаменел
на месте. Против его
воли, вопреки ярости, презрению, в воображении — тихо поднимался со дна пропасти и вставал перед ним образ Веры, в такой обольстительной красоте, в какой он не видал ее никогда!
Обессиленная, она впала в тяжкий сон. Истомленный организм онемел
на время, помимо ее сознания и
воли. Коса у ней упала с головы и рассыпалась по подушке. Она была бледна и спала как мертвая.
— Теперь не моя
воля, — вон кого спрашивайте! — задумчиво отвечала она, указывая
на Викентьева и думая о другом.
Инстинкт и собственная
воля писали ей законы ее пока девической жизни, а сердце чутко указывало
на тех, кому она могла безошибочно дать некоторые симпатии.
Толпились перед ним, точно живые, тени других великих страдалиц: русских цариц, менявших по
воле мужей свой сан
на сан инокинь и хранивших и в келье дух и силу; других цариц, в роковые минуты стоявших во главе царства и спасавших его…
— Да, я думала, что одной своей
воли и ума довольно
на всю жизнь, что я умнее всех вас…
Бабушка сострадательна к ней: от одного этого можно умереть! А бывало, она уважала ее, гордилась ею, признавала за ней права
на свободу мыслей и действий, давала ей
волю, верила ей! И все это пропало! Она обманула ее доверие и не устояла в своей гордости!
Он иногда даже заставлял их улыбаться. Но он напрасно старался изгнать совсем печаль, тучей севшую
на них обеих и
на весь дом. Он и сам печалился, видя, что ни уважение его, ни нежность бабушки — не могли возвратить бедной Вере прежней бодрости, гордости, уверенности в себе, сил ума и
воли.
Она представила себе, что должен еще перенести этот, обожающий ее друг, при свидании с героем волчьей ямы, творцом ее падения, разрушителем ее будущности! Какой силой
воли и самообладания надо обязать его, чтобы встреча их
на дне обрыва не была встречей волка с медведем?
А у него этого разлада не было. Внутреннею силою он отражал внешние враждебные притоки, а свой огонь горел у него неугасимо, и он не уклоняется, не изменяет гармонии ума с сердцем и с
волей — и совершает свой путь безупречно, все стоит
на той высоте умственного и нравственного развития,
на которую, пожалуй, поставили его природа и судьба, следовательно, стоит почти бессознательно.