— Ах, бабушка, как мне всего хочется! — говорила Вера, ласкаясь, как кошка, около бабушки, — и чаю, и супу, и жаркого, и вина. И Ивану Иванычу тоже. Скорее,
милая бабушка!
Неточные совпадения
— Куда ты,
милая? там страшно — у! — сказала
бабушка.
— Верю, верю,
бабушка! Ну так вот что: пошлите за чиновником в палату и велите написать бумагу: дом, вещи, землю, все уступаю я
милым моим сестрам, Верочке и Марфеньке, в приданое…
— Ну, вот и кончено! — громко и весело сказал он, —
милая сестра! Ты не гордая, не в
бабушку!
— Вынь все из него и положи в моей комнате, — сказал он, — а чемодан вынеси куда-нибудь на чердак. — Вам,
бабушка, и вам,
милые сестры, я привез кое-какие безделицы на память… Надо бы принести их сюда…
— Ах, какой вы
милый, какой вы добрый! — не вспомнясь от удовольствия, сказала Марфенька. — Как весело будет… ах,
бабушка!
— Это правда:
бабушка, Марфенька —
милые, добрые существа, но между ними и тобой целая бездна… а между мною и тобой много общего…
— Вот тебе раз! Вера!..
Помилуй! ты точно
бабушка!
Что
бабушка страдает невыразимо — это ясно. Она от скорби изменилась, по временам горбится, пожелтела, у ней прибавились морщины. Но тут же рядом, глядя на Веру или слушая ее, она вдруг выпрямится, взгляд ее загорится такою нежностью, что как будто она теперь только нашла в Вере не прежнюю Веру, внучку, но собственную дочь, которая стала ей еще
милее.
Отчего же
милее? Может быть,
бабушка теперь щадит ее, думалось Вере, оттого, что ее женское, глубокое сердце открылось состраданию. Ей жаль карать бедную, больную, покаявшуюся, — и она решилась покрыть ее грех христианским милосердием.
— О, моя
милая бабушка, — отвечал я, — вам и не будет надобности давать мне советы, — я только взгляну на ваше лицо и прочитаю в ваших глазах все, что мне нужно.
Я помню, покойница бабушка говаривала: и мужичка, мой друг, без ума пугать не надо; запугаешь его — он и будет сохой вавилоны по пашне водить, и сам-то из сил выбьется, да и пользы от этого никакой!
Милая бабушка! точно она провидела!
Неточные совпадения
— Разве вы бьете своих детей, моя
милая? — спросила
бабушка, значительно поднимая брови и делая особенное ударение на слово бьете.
— Да, это прекрасно, моя
милая, — сказала
бабушка, свертывая мои стихи и укладывая их под коробочку, как будто не считая после этого княгиню достойною слышать такое произведение, — это очень хорошо, только скажите мне, пожалуйста, каких после этого вы можете требовать деликатных чувств от ваших детей?
Все находили, что эта привычка очень портит его, но я находил ее до того
милою, что невольно привык делать то же самое, и чрез несколько дней после моего с ним знакомства
бабушка спросила: не болят ли у меня глаза, что я ими хлопаю, как филин.
Когда княгиня выслушала стихи и осыпала сочинителя похвалами,
бабушка смягчилась, стала говорить с ней по-французски, перестала называть ее вы, моя
милая и пригласила приехать к нам вечером со всеми детьми, на что княгиня согласилась и, посидев еще немного, уехала.
— Спасибо-о!
Бабушка,
милая — спасибо-о!