Неточные совпадения
Полгода томилась мать на постели и умерла. Этот гроб,
ставши между ими и браком — глубокий траур, вдруг облекший ее молодую жизнь, надломил и ее хрупкий, наследственно-болезненный организм, в котором, еще сильнее скорби и недуга, горела
любовь и волновала нетерпением и жаждой счастья.
Сидя теперь у одра, он мысленно читал историю Наташи и своей
любви, и когда вся история тихо развилась и образ умирающей
стал перед ним немым укором, он побледнел.
Он шел тихий, задумчивый, с блуждающим взглядом, погруженный глубоко в себя. В нем постепенно гасли боли корыстной
любви и печали. Не
стало страсти, не
стало как будто самой Софьи, этой суетной и холодной женщины; исчезла пестрая мишура украшений; исчезли портреты предков, тетки, не было и ненавистного Милари.
Он с
любовью артиста отдавался новому и неожиданному впечатлению. И Софья, и Марфенька, будто по волшебству, удалились на далекий план, и скуки как не бывало: опять повеяло на него теплом, опять природа
стала нарядна, все ожило.
У него, от напряженных усилий разгадать и обратить Веру к жизни («а не от
любви», — думал он), накипало на сердце, нервы раздражались опять, он
становился едок и зол. Тогда пропадала веселость, надоедал труд, не помогали развлечения.
—
Стало быть, только о
любви. Что же сказали вы ей?
«Если неправда, зачем она сказала это? для шутки — жестокая шутка! Женщина не
станет шутить над
любовью к себе, хотя бы и не разделяла ее.
Стало быть — не верит мне… и тому, что я чувствую к ней, как я терзаюсь!»
— Не говорите и вы этого, Вера. Не
стал бы я тут слушать и читать лекции о
любви! И если б хотел обмануть, то обманул бы давно —
стало быть, не могу…
— Нет, не камнем! — горячо возразила она. —
Любовь налагает долг, буду твердить я, как жизнь налагает и другие долги: без них жизни нет. Вы
стали бы сидеть с дряхлой, слепой матерью, водить ее, кормить — за что? Ведь это невесело — но честный человек считает это долгом, и даже любит его!
Перед ней — только одна глубокая, как могила, пропасть. Ей предстояло
стать лицом к лицу с бабушкой и сказать ей: «Вот чем я заплатила тебе за твою
любовь, попечения, как наругалась над твоим доверием… до чего дошла своей волей!..»
Несколько испуганная и встревоженная
любовь становится нежнее, заботливее ухаживает, из эгоизма двух она делается не только эгоизмом трех, но самоотвержением двух для третьего; семья начинается с детей. Новый элемент вступает в жизнь, какое-то таинственное лицо стучится в нее, гость, который есть и которого нет, но который уже необходим, которого страстно ждут. Кто он? Никто не знает, но кто бы он ни был, он счастливый незнакомец, с какой любовью его встречают у порога жизни!
Если же нет в душе широкой жизни, если человек, чтоб любить других, старается «забыть себя», — то и сама
любовь становится раздражающе-вялой, скучной и малоценной.
Неточные совпадения
Во время разлуки с ним и при том приливе
любви, который она испытывала всё это последнее время, она воображала его четырехлетним мальчиком, каким она больше всего любила его. Теперь он был даже не таким, как она оставила его; он еще дальше
стал от четырехлетнего, еще вырос и похудел. Что это! Как худо его лицо, как коротки его волосы! Как длинны руки! Как изменился он с тех пор, как она оставила его! Но это был он, с его формой головы, его губами, его мягкою шейкой и широкими плечиками.
То, что он теперь, искупив пред мужем свою вину, должен был отказаться от нее и никогда не
становиться впредь между ею с ее раскаянием и ее мужем, было твердо решено в его сердце; но он не мог вырвать из своего сердца сожаления о потере ее
любви, не мог стереть в воспоминании те минуты счастия, которые он знал с ней, которые так мало ценимы им были тогда и которые во всей своей прелести преследовали его теперь.
После этой
статьи наступило мертвое, и печатное и изустное, молчание о книге, и Сергей Иванович видел, что его шестилетнее произведение, выработанное с такою
любовью и трудом, прошло бесследно.
Она живо вспомнила это мужественное, твердое лицо, это благородное спокойствие и светящуюся во всем доброту ко всем; вспомнила
любовь к себе того, кого она любила, и ей опять
стало радостно на душе, и она с улыбкой счастия легла на подушку.
Она, сознав свою вину, но не высказав ее,
стала нежнее к нему, и они испытали новое удвоенное счастье
любви.