Неточные совпадения
У него лениво
стали тесниться бледные воспоминания о ее ласках, шепоте, о том, как она клала детские его пальцы на клавиши и старалась наигрывать песенку, как потом подолгу играла сама,
забыв о нем, а он слушал, присмирев у ней на коленях, потом вела его в угловую комнату, смотреть на Волгу и Заволжье.
Райскому досадно было на себя, что он дуется на нее. Если уж Вера едва заметила его появление, то ему и подавно хотелось бы закутаться в мантию совершенной недоступности, небрежности и равнодушия,
забывать, что она тут, подле него, — не с целию порисоваться тем перед нею, а искренно
стать в такое отношение к ней.
Райский
стал раскаиваться в своем артистическом намерении посмотреть грозу, потому что от ливня намокший зонтик пропускал воду ему на лицо и на платье, ноги вязли в мокрой глине, и он,
забывши подробности местности, беспрестанно натыкался в роще на бугры, на пни или скакал в ямы.
Не только Райский, но и сама бабушка вышла из своей пассивной роли и
стала исподтишка пристально следить за Верой. Она задумывалась не на шутку, бросила почти хозяйство,
забывала всякие ключи на столах, не толковала с Савельем, не сводила счетов и не выезжала в поле. Пашутка не спускала с нее, по обыкновению, глаз, а на вопрос Василисы, что делает барыня, отвечала: «Шепчет».
Вера, на другой день утром рано, дала Марине записку и велела отдать кому-то и принести ответ. После ответа она
стала веселее, ходила гулять на берег Волги и вечером, попросившись у бабушки на ту сторону, к Наталье Ивановне, простилась со всеми и, уезжая, улыбнулась Райскому, прибавив, что не
забудет его.
Таким образом, всплыло на горизонт легкое облачко и
стало над головой твоей кузины! А я все служил да служил делу, не
забывая дружеской обязанности, и все ездил играть к теткам. Даже сблизился с Милари и
стал условливаться с ним, как, бывало, с тобой, приходить в одни часы, чтоб обоим было удобнее…»
Он взял руку — она была бледна, холодна, синие жилки на ней видны явственно. И шея, и талия
стали у ней тоньше, лицо потеряло живые цвета и сквозилось грустью и слабостью. Он опять
забыл о себе, ему
стало жаль только ее.
Скажи он — «да», она
забыла бы о непроходимой «разности убеждений», делавших из этого «навсегда» — только мостик на минуту, чтоб перебежать пропасть, и затем он рухнул бы сам в ту же пропасть. Ей
стало страшно с ним.
— Что с вами, говорите, ради Бога, что такое случилось? Вы сказали, что хотели говорить со мной;
стало быть, я нужен… Нет такого дела, которого бы я не сделал! приказывайте,
забудьте мою глупость… Что надо… что надо сделать?
— Да, вы правы, я такой друг ей… Не
забывайте, господин Волохов, — прибавил он, — что вы говорите не с Тушиным теперь, а с женщиной. Я
стал в ее положение и не выйду из него, что бы вы ни сказали. Я думал, что и для вас довольно ее желания, чтобы вы не беспокоили ее больше. Она только что поправляется от серьезной болезни…
— Простите меня, Татьяна Марковна, я все
забываю главное: ни горы, ни леса, ни пропасти не мешают — есть одно препятствие неодолимое: Вера Васильевна не хочет,
стало быть — видит впереди жизнь счастливее, нежели со мной…
Неточные совпадения
Бога
забыли, в посты скоромное едят, нищих не оделяют; смотри, мол, скоро и на солнышко прямо смотреть
станут!
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело
стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все
забудут. Он бы не
забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси,
забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и
стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
Анна ничего не слышала об этом положении, и ей
стало совестно, что она так легко могла
забыть о том, что для него было так важно.
Я так счастлив, что даже гадок
стал; я всё
забыл.